простите, что не отвечаю/отвечаю медленно, но у меня реал полный камерной печали и смутного баттхерта. скоро должно рассосаться.

---

Сериально-задротское.

Ржала как конь

Спизжено из вконтачной группы "Сериальный задрот".

"Мы написали это с другом, и, мне кажется, подписчикам сообщества должно понравиться. Ну-ка, кто угадает все сериалы?
Список неполный, предлагайте свои варианты! :3

«Во все добрые»
Бывший наркоторговец раскаивается и становится школьным учителем. Его криминальное окружение этого не одобряет. Из-за унылого дидактизма и низких рейтингов его оценка на IMDb — заслуженная тройка.

«Теория Божественного Замысла»
Нудный офисный клерк селится по соседству с шестью шальными монашками. Шоу продержалось один сезон на кабеле и было отменено из-за вопиющей неполиткорректности, но часть критиков называет его «недооценённым шедевром».

«Акселерация»
Бывший зэк внезапно становится уважаемым богачом, и его гоп-семейке приходится приспосабливаться к новой шикарной жизни. Шоу было отменено после петиции двух миллионов телезрителей, утверждавших, что это «отвратительное зрелище, лишённое какого бы то ни было проблеска мысли».

«Разобщённость»
Семеро успешных выпускников Гарварда встречаются на сеансе групповой психотерапии. Они находят в себе силы преодолеть трудности, понимают, что полностью нормальны и не имеют друг с другом ничего общего. Критики недоумевают, как это дерьмо смогло продержаться двенадцать сезонов и два фильма.

«Пик Твинс»
Убийца маленького мальчика скрывается от властей в канадском мегаполисе и аккуратно выстраивает мистический антураж вокруг этого происшествия, но бравые копы распутывают дело, вразумляют героя, и он становится хорошим. В конце все танцуют и поют.

«Тормозящие»
Студент-гуманитарий пишет фантастические романы о путешествиях между мирами, страстно мечтает попасть в другую вселенную, но жизнь его обламывает. В последних сезонах появляются новые герои, и в целом шоу значительно прибавляет в качестве.

«Пациент Где»
Наркоман лежит в психиатрической клинике и в делириумном бреду воображает себя Повелителем Времени. Больше показать не успели, потому что шоу отменили после одного эпизода.

«Элита» («Хорошие»)
Группа подающих надежды молодых людей получает сверхспособности после солнечного удара. Они быстро координируются и достигают верхушки британской власти, становясь уважаемыми членами общества.

«Локшер»
Интерпретация классической серии смешных книг о незадачливом детективе Локшере и его прелестной напарнице Эмме, которые не могут раскрыть ни одного дела.

«Неестественное»
Двое случайных знакомых, бородатые и страшные нерды, ездят по Европе, выслушивают жалобы местных на паранормальные явления, объясняют их научным путём и помогают устранить. Реалити-шоу.

«Буквы»
Два брата, агент ФБР и лингвист, расследуют преступления с помощью грамматики и хорошего слога.

«Она не смогла написать, потому что её убили»
Старушка-писательница детективов зачем-то полезла раскрывать реальное дело и была убита, потому что много знала. Все остальное время её родственники пытаются издать то, что она написала.

«Шесть миль над землёй»
Зажиточная семья владеет небольшой частной авиакомпанией. Впрочем, в центре внимания — их разношёрстные клиенты, которые вечно вытворяют что-нибудь эдакое. «Низкопробный ситком. Сойдёт для вечера». - Р. Эберт

«Клан Меццо»
Сериал низкого пошиба о стереотипной итальянской мафии, устраивающей драки клубками спагетти в ресторанах. Все усы — накладные.

«Враги»
В глобальном катаклизме спаслось всего шестеро знакомых, успевших укрыться в запечатанном бомбоубежище. Постепенно они начинают сходить с ума в отсутствие еды, питья и информации о внешнем мире. Их вражда развивается постепенно, начинаясь с мелких гадостей и заканчиваясь кровавой бойней. Очень мрачный и поучительный мини-сериал.

«Прозрачное стекло»
Разухабистая британская комедия из тридцати сезонов о жизни в светлом будущем через 100-200 лет. Скетчи по 5-7 минут, в неподражаемой манере рассказывающие о том, какими весёлыми могут быть трансплантации мозга, клонирование наноботов и интернет-зависимость."

Я угадала вот эти сериалы: "Во все тяжкие", "ТБВ", "Твин Пикс", "Доктор Кто", "Мисфитс", "Шерлок", "Сверхъестественное", "Она написала убийство", "Клан Сопрано", "Друзья" . Остальное, видимо, еще только предстоит посмотреть.

Сериальные мемы из цикла "ожидание-реальность"

@темы: сладкий мир эскапизма: сериалы, книги, фильмы, бла-бла-бла

---

О чем не жалеет капрал Ривай

А вот и немного своеобразной семейной нежности с шингекофеста. Мне вообще эта парочка нравится своей контрастностью, такие милаши, жуть как интересно узнать предысторию их отношений.

Название: О чем не жалеет капрал Ривай
Автор: Maksut
Фандом:Shingeki no Kyojin
Пейринг:Ирвин/Ривай
Рейтинг: NC-17
Жанр: PWP, херт/комфорт, быт
Размер: мини (1200 слов)
Саммари: по заявке: "Ирвин/Ривай, капрала возбуждает кровь, изрезать тело Ирвина"
Дискламер: не принадлежит, не извлекаю
Предупреждения: ООС, AU в рамках канона, ваниль, ER, бладплей, немного игр со спермой. Не бечено.
Размещение: только с разрешения автора
Состояние: завершен
От автора: Фикрайтерский дебют в фандоме, буду рада отзывам и критике.)

Ривай жалеет, что кровь титанов так непохожа не человеческую. Легкие, словно сотканные из воздуха тела, сухое, податливое мясо и чертова кровь, что с шипением испаряется, стоит ей только соприкоснуться с воздухом.
Неприятно, досадно, обидно до стиснутых зубов и сжатых кулаков.
Бывали ночи, когда ему снилось, что все иначе, что титаны, как люди – полны крови. Густой, ароматной, с привкусом меди, что она хлещет из ран, течет, струится и ее много, так много, что можно умыться, вымазаться с ног до головы, искупаться в вязких лужах, натекших с гигантских трупов. Что эта кровь не исчезнет, не улетучится, а осядет на коже темной бурой пленкой, что будет осыпаться от каждого шага.
Но то были только сны, реальность же не знала жалости: титаны вместе с кровью испарялись на глазах, таяли, оставляя привкус горечи и смутного разочарования.
А жажда все крепчала, из семени желания пускала корни, разрасталась и ветвилась, захватывая все внутри.
Первым, как и всегда, неладное заметил Ирвин.
— Прекрати, — сонно пробормотал он, накрывая руку Ривая своей. – Расчешешь же.
Ривай замер. Чужое прикосновение – теплое, уверенное, обычно действовало успокаивающе. Обычно. Но не сегодня. Поэтому он ждет, пока Ирвин задремлет вновь и высвобождается из чужого объятия, ступает по полу бесшумно, тенью скользит в ванную комнату и включает свет.
Смотреть на след от содранной коросты неприятно – новая кожа и розоватый рубец выглядят нездоровыми, они горячие на ощупь, к ним больно прикасаться, но это мелочи в сравнении с тем удовольствием, что расцветает внутри, стоит только увидеть первые алые капли.
Ривай подносит руку к лицу, принюхивается. Он знает, что крови слишком мало, чтобы ощутить ее запах, но ему все равно чудится слабый аромат, от которого теплеет все внутри. Он прикасается губами к растревоженной ране, размазывает темную жидкость по губам, чувствует, как она засыхает тонкой пленкой, слизывает ее, наслаждаясь солоноватым привкусом.
— Так и знал, не успокоишься.
Ривай вздрагивает, оборачивается так резко, что в шее что-то щелкает. Ирвин стоит в дверях, усталый, сонный, с торчащими во все стороны снопом пшеницы волосами. Он босиком, поэтому зябко поджимает пальцы ног, хмурится.
— Я… — обычно Ривай не лезет за словом в карман, но сейчас действительно не знает, что сказать. – Уходи, я скоро приду.
Ирвин качает головой, приглаживает волосы и проходит вглубь ванной. От широкого разлета чужих плеч в маленькой комнатке вдруг становится невыносимо тесно, здесь слишком мало места для двоих, Риваю остро хочется выставить капитана за дверь, но… Мозолистые пальцы сжимают запястье, все еще кровоточащей раны касаются чужие губы, такие сухие и горячие, что хочется застонать.
— Интересные у тебя пристрастия, — смеется Ирвини кончиком языка собирает мазнувшую по предплечью каплю. Ривай сглатывает: алый мазок на розовой мякоти чужого языка… черт, что же он делает?
— Тебя возбуждает, верно?
Ривай не успевает ответить – чужая рука скользит внутрь свободных пижамных брюк, обхватывает у основания, сжимает почти до боли и отпускает.
— Еще как возбуждает…
Ривай вырывает руку из жесткой хватки, отворачивается, но чужой взгляд преследует в мутном отражении зеркала над ванной. Вентиль скрипит, поддается – рану обдает холодом, прозрачная вода окрашивается в бледно-розовый, исчезает в черном зеве водостока.
К спине прижимается что-то теплое, над ухом протягивается чужая рука. Ривай поднимает взгляд: Ирвин стоит вплотную к нему и что-то сосредоточенно ищет на верхней полке шкафа. Наконец, он находит что искал.
— Зачем тебе?..
В сильных пальцах с ровными полумесяцами ногтей сверкает сталь. Это лезвие бритвы, такое бесподобно острое, что все внутри замирает, натягивается и почти звенит в ожидании… Чего? Ривай и сам не знает. Зато знает Ирвин, потому что спокойным и уверенным движением вкладывает лезвие в его руку.
— Давай, сделай это.
— Нет.
— Ты хочешь этого. Я хочу этого. Почему нет? – низкий голос звучит мягко, чуть тянет гласные, словно Ирвин уговаривает ребенка.
Ривай злится.
— Нет!
Но прежде, чем он успевает выйти из ванной, Ирвин все делает сам: короткий росчерк, тонкая, с волос белая полоса и первая капля. Ривай закрывает глаза, собирается с мыслями, ему почти дурно от остроты желания.
Он считает про себя, дышит глубоко и размеренно, мысленно рубит титанов в капусту. И когда он открывает глаза, то капля уже давно превратилась в линию – яркая полоса протянулась от пореза ровно посередине груди до пупка.
Это выше его сил.
Ирвин негромко вздыхает, когда Ривай припадает ртом к ране, смотрит на капрала сверху вниз и боль в его взгляде смешивается со странной нежностью. Ривай отстраняется, его губы красны от крови, глаза странно блестят, на пижамных штанах темнеет влажное пятно предэякулята.
— Почему ты не сказал мне раньше?
— Я не хотел, чтобы ты думал…
— Думал что?
Ривай медлит с ответом, хмурится, отводит взгляд.
— Будто бы я псих. Я не хотел, чтобы ты думал так.
Ирвин хмыкает: за маской циничного ублюдка все тот же стеснительный мальчишка, который думал, что недостоин любви. До сих пор думает так.
— Дотронься, давай же.
Ривай медлит, но протягивает руку и удивленно распахивает глаза. Сквозь тонкую ткань горячим, упругим и твердым проступает крупный член. Ривай сглатывает.
— Чувствуешь? Мне нравится. Так что возьми это и сделай что хочешь, — Ирвин вкладывает лезвие в чужую руку и садится на бортик ванной так, что капрал оказывается меж его разведенных ног. – Ну же.
Первое касание неуверенное, почти робкое, насколько может быть робким Ривай. Второе смелее – глубже, решительнее, третье — с изгибом, а от четвертого Ирвин чуть морщится. Он останавливается на девятом, отходит на шаг, окидывает взглядом картину целиком. Как художник.
Ирвин неподвижен, порезы саднят, но огонь в обычно холодных глазах стоит того, чтобы потерпеть.
Ривай наклоняется, кончиком языка снимает алые подтеки, добирается до соска, обводит его и берет в рот, посасывает, прикусывает. Потом второй. И снова вниз, ко впадине пупка. И еще ниже, к пропитанной кровью ткани, встает на колени.
От того, как по яркой головке размазывается кровь становится чуть жутковато. Но Ривая это ничуть не смущает и даже наоборот – он с силой проводит ладонями по порезам, собирает темную жидкость, а потом растирает по члену. Кровь – хорошая смазка, крепкий кулак скользит без заминки, Ирвин негромко стонет, когда его яйца оказываются в горячем плену чужого рта.
Хватает меньше минуты, чтобы в рот брызнуло горячее, соленое, окрашенное острым медным привкусом. Ривай поднимается на ноги, катает по языку чужую сперму, смешивая ее со слюной – всего на глоток, даже меньше. Ирвин притягивает его к себе, целует.
Один вкус на двоих.
— Давай, — шепчет Ирвин и притискивает Ривая ближе, приспускает с него штаны, приставляет головку небольшого, розового члена аккурат к подсыхающему порезу. – Давай же, сделай это для меня.
И Ривай «дает». Толкается вперед, с силой вжимается членом в кровоточащую рану, дуреет от сладковато-соленого запаха, утыкается носом в изгиб сильной шеи. Кончает. Долго. Струя за струей. Дрожит, мокрый от пота, обмякает в крепком объятье.
— Жжется, — фыркает Ирвин, стирая белые капли с напряженного, проступившего рельефом живота.
Ривай вновь опускается вниз, вылизывает. Благодарно, так нежно, как только может — горько-соленый вкус спермы мешается с медной сладостью крови.
— Давай в душ и спать.
Ривай перешагивает через бортик ванной, Ирвин настраивает воду. В первую секунду капли, падающие сверху, обжигают холодом, потом теплеют, а затем маленькую комнатку заволакивает паром.
Ривай устал, он чувствует себя таким измотанным, словно тренировался целый день или вернулся после вылазки. Ирвин будто чувствует это – взбивает на мочалке мыльную пену, мягко проводит по его плечам, спине, пояснице, ныряет длинными, чуть шершавыми пальцами между ягодиц. Ривай так утомлен, что позволяет ему это – только шире расставляет ноги, да прислоняется гудящей головой к твердой груди.
В комнату Ривай возвращается совсем обессиленным и сразу же падает в кровать. Ирвин ложится рядом, его раны все еще кровоточат, алым пачкают белые простыни.
Ривай делает над собой усилие и придвигается ближе, обхватывает рукой сильный, рассеченный красным бок. Ирвин большой и теплый, он вкусно пахнет мылом и медью.
Ривай больше не жаждет крови титанов.
У Ривая есть Ирвин.

Иркин/Ривай

Вопрос: ?

1. Спасибо, понравилсь		42	(80.77%)
2. А мне нет		10	(19.23%)
3. Оле, мазерфакерс, я оставлю тебе отзыв!		0	(0%)
Всего:		52

@темы: fiction, NC

---

Постом Шельмы навеяно.

Расчехляю пак с картинками по Титанам. Тумблер такой упоротый, такой упоротый...

Кстати, недавно сбегала на шингекофест, сегодня-завтра принесу немного травы.
И да, я ожидаемо фанат Бронированного *_____*

+много

---

Осенний р-редизайн уютненького!
Как вам?)

---

Двое. Пролог, главы 1,2

Ребятки, а помните, как я всю весну ныла, что пишу фик для конкурса Биг Бэнг по Наруто, а потом прыгала до потолка, когда все кончилось? Так вот, к чему это я: откладывать более нельзя, поэтому начинаю выкладку на уютненьком. Гип-гип, ура-а!

Истоия фика от "Фонарей" в тысячу слов, до "Двое" в сорок пять

Все началось в далеком 2011, когда я, маленькая и глупая, написала кинковый фик ("Фонари") про Кисаме/Итачи, с подглядывающим Саске. Ну, как это бывает обычно? Написала, подрочила, да забыла... А кое-кто (кхм-кхм) не забыл, кое-то помнил.
Помнил, а потом еще немного помнил, а потом вдруг напомнил... И как-то совершенно неожиданно для себя я согласилась писать сиквел, чего отродясь не делала. Ох... Вы бы знали, ребятки, как я потом жалела о своей легкомысленности
Но слово не воробей - вылетит, не пристрелишь, пришлось садится и выполнять обещание.
И знаете, все бы ничего, вот только кинковое видение того фика у нас с Шельмой было ну просто ПОЛЯРНЫМ. Я дрочила на свою любимую, уже ставшую классической для моего творчества КисаИту, Шельме же приглянулся Саске/Итачи, чего я на дух не переношу.
В этом-то и состояла основная сложность, ибо, как выяснилось, писать по сквик-пейрингу это просто ЕБАТЬ АДОВЫЙ ПИЗДЕЦ, КАК БУДТО САМ САТАНА ЖАРИТ ТЕБЯ В АНАЛ. Такие вот дела.
Но! Мужество ведь! Стойкость ведь! К тому же Шельма, она же такая - пока свое не возьмет, не слезет
С этого и началась великая эпопея написания фика про Итачи-спящую-красавицу и Саске-оливку. Сказать, что это было сложно - ничего не сказать. Вот честное слово: я в жизни ничего сложнее не писала, в отдельные моменты мне казалось, что мой коллапсирующий мозг вот-вот рванет. И сложность была даже не в том, что меня сквикало, дергало и тошнило от пейринга. Дело было в технической стороне работы.
Изначально она планировалась небольшой, страниц 20-30 максимум. Но как-то незаметно и постепенно она разрослась сначала до 40 страниц, а потом и до 60, а там и сворачивать поздно: повествование прочно вошло в колею заданного темпа и форсировать действо - себя не уважать и весь предыдущий труд запороть. При прямом участии Шельмы было принято волевое решение дописывать как пишется. А оно писалось... в день по чайной ложке.
И тому было несколько причин: а) мой баттхет; б) большая проблема с тем, чтобы увязать все нити сюжета, все конфликты и отношения вместе, сделать все красиво, логично и главное - не оставить торчащих хвостов. Это внезапно! оказалось сложнее, чем может показаться на первый взгляд. И, чтобы не быть голословной, покажу вам свою доску-напоминалку за май. И заметьте, пометки об учебе занимают меньше 15%! XD

По приблизительным подсчетам, от первой до последней страницы прошло почти 13 месяцев времени. А для меня, человека, у которого творческий стояк на идею пропадает через месяц-полтора вымучивания, это просто ОХРЕНИТЕЛЬНЕЙШИЙ ДОЛГОСТРОЙ. Знаете, если бы не Шельмины намеки, помощь и разговоры по душам в скайпе, фик бы так и остался на 60% готовности и мне было бы ничуть не жалко впустую вылетевших 70 страниц текста.
Но этого не случилось. Отчасти благодаря Шельме, что была без пяти минут соавтором и полноправной гаммой, отчасти благодаря чудному конкурсу Биг Бэнг (авторы пишут саммари на макси, их выбирают артеры и уже после, объединившись в пары, они креативят, чтобы порадовать фандом), в котором замечательнейшие орги очень лояльно отнеслись к моему дедлайнерству и помогли с графиком, отчасти благодаря ламповой, творческой поддержке Aurum_Au и Rileniya .
И как бы там ни было... Страдания юного Макса кончились, а их результат - фик в 130 страниц (45 тыс. слов) остался. И знаете что? Сейчас, оглядываясь назад, я уже не жалею, что впуталась в эту авантюру. Почему? Да потому, что своими силами, без намеков, без дедлайна, я бы на такой объем работы раскачивалась еще года два как минимум.
Это был потрясающий опыт. Местами странный, местами болезненный, но опыт. А это, как известно, не пропьешь.

Название: Двое
Автор: Maksut
Иллюстратор: Aurum_Au, 91939
Бета: Rileniya , Gewi, 91939
Гамма: Shelma-tyan
Фандом: Naruto
Пейринг: Саске/Итачи, Кисаме/Итачи, Наруто, Шикамару, Сай, Какудзу, Хидан, Конан, Неджи, Хината.
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст, повседневность, драма, экшн, психодел, юст.
Предупреждения: AU (абстрактная современность), OOC, инцест, употребление наркотических веществ, обсценная лексика, пафос, насилие, элементы школьной AU. Глава 13 и часть эпилога без вычитки, ибо дедлайн. Карикатура Наруто на Саске - чистой воды авторское баловство с фильтрами и пейнтом!
Размер: макси (45 тыс. слов;13 глав + эпилог)
Статус: завершен
Дискламер: не принадлежит, не извлекаю.
Саммари: В устоявшейся жизни Итачи и Саске роли расписаны с самого детства: старший – хороший парень, он не пьет, не курит, занимается спортом, а на досуге почитывает Достоевского; младший же, из тех, кого школьные психологи клеймят типичными «трудными подростками»: он курит все, что горит, пачками глотает антидепрессанты и не слишком приветлив с одноклассниками.
Вот только в семейной идиллии, как всегда есть одно маленькое «но». Брать пример с прилежного Итачи не стоит никому, потому что вместо непыльной офисной работы с перерывами на кофе, он занимается одной из древнейших профессий в мире. Нет, он не торгует собой, но с моральными принципами в его «ремесле» тоже не слишком хорошо. Что же касается Саске, то, с некоторых пор, он не ищет порно в сети и даже не смотрит в сторону сверстников. Потому что его персональное порно уже рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки, правда Итачи только предстоит узнать об этом.
Посвящается:Shelma-tyan – вдохновителю, требователю и намекателю. А так же солнцеликим Rileniya, без чьей грамотности я бы утонула в пучине опечаток и лексических повторов, и Aurum_Au, чьи иллюстрации мотивировали меня на новые свершения!
И, конечно же, огромная благодарность администрации сообщества "Свиток с техникой": ваши терпение, спокойствие и тайм-менеджмент ЛЕГЕНДАРНЫ!
От автора: это мой первый макси-фик, он принес в мою жизнь столько боли и страдания, что не описать словами. И посему я буду очень рада конструктивной критике и отзывам!

- Что это еще за «Шаффл»?
- Канзас-Сити Шаффл – это когда все смотрят направо, а ты идешь налево.
- Не представляю.
- Многие не представляют. Он рассчитан на людей без воображения…
(с) к/ф Счастливое число Слевина.

Пролог

Бессонница делает мир похожим на грубые декорации к второсортному фильму ужасов: тени клубятся по углам, и полумрак кухни кажется пугающе густым и вязким, как комки пыльной паутины. Саске чувствует накатывающий приступ панической атаки и крепче стискивает в пальцах кофейную чашку. Запах гари, преследующий его год за годом, плотной массой ввинчивается в легкие, спину саднит, печет.
Пустые блистеры серебрятся в скудном свете уличных фонарей, устилая стол, и полная пепельница чадит непотушенным окурком. Во рту горько от таблеток и солоно от сигаретного дыма.
Брат не любит, когда он курит дома. Он вообще против этой вредной привычки, но не запрещает ему, зная, что Саске уже большой мальчик и вправе решать, как справляться с собственной тоской. Потому что уж лучше сигареты, чем алкоголь и наркотики — они уже проходили это и выбрали меньшее из зол.
В свои пятнадцать он пережил столько, что хватило бы на парочку-другую полноценных жизней: годы в бегах, жизнь в притонах, вечный страх быть обнаруженным, схваченным... Хотя, надо отдать Итачи должное – свои испытания тот перенес с таким достоинством и стойкостью, что Саске, невольно, становится стыдно за свою слабость. Но не всем быть такими, как несгибаемый старший брат. Сам он, наверное, просто другой породы, более чувствительной, более болезненной…
В последние пару лет жизнь стала более-менее налаживаться, им больше не приходится скрываться, жить по поддельным документам, меняя квартиры каждую неделю. Саске начал ходить в школу, благо, умом он все же пошел в Итачи и без проблем догоняет материал, стараясь привыкнуть в нормальной жизни.
Но между «стараться» и «привыкнуть» — пропасть разницы. Он совершенно не понимает своих сверстников, их интересы кажутся ему слишком далекими и детскими, ведь в то время, как они бегали на свидания и списывали уроки, он учился попадать наверняка, тратив не более одного патрона. Ему не доводилось убивать, но, сжимая в руках холодную тяжесть, он точно знал, что когда придет время и курок будет спущен.
Иллюзия «нормальности» набила оскомину.
Саске не знает, чем занимается брат, тот часто пропадает, неделями не появляясь дома, а по возвращению напоминает оживший труп: бледная, слово у утопленника кожа, покрасневшие глаза и грязная одежда. Он спрашивал, но Итачи обычно отмалчивается, хотя как-то раз бросил скупо: «тебе безопаснее не знать».
Это явно что-то противозаконное. Пару раз Саске замечал рукоять пистолета, торчащую из-за пояса его брюк, и посреди ночи то и дело раздавались странные звонки, от которых брат вскакивал и растворялся в ночи, ничего не объясняя, но оставляя на кухонном столе ключ от сейфа, в котором они хранят разобранный SIG-Sauer P-228.
Саске ненавидит оставаться дома один. Он слишком много знает об одиночестве, чтобы спокойно переносить его. Сигареты и лекарства лишь разжигают внутри то беспокойное чувство, что не оставляет его ни на секунду после смерти родителей.
С тех пор, как брат стал для него смыслом жизни и центром мира, он боится отпускать его от себя дольше, чем на четверть часа. Ему постоянно кажется, что уходя на свою «работу» тот больше не вернется… Саске понимает, что это нездорово, но ничего не помогает справиться с этой параноидальной мыслью о том, что рано или поздно он останется в одиночестве.
От мрачных мыслей его отвлекает полосы света, мазнувшие по окнам. У дома останавливается незнакомая машина, и Саске, вспотевшими пальцами сжимает пистолет, тревожно вглядываясь в щель между занавесками. Инстинкты, выработанные жизнью беглеца, не исчезнут никогда.
Когда он видит силуэт брата, беспокойство чуть унимается, но разгорается с новой силой, когда из машины следом за ним выходит незнакомец, и хватает его за запястье, притягивая к себе.
Щелчок предохранителя приводит его в чувство. Стрелять с такого положения будет неудобно, но он попадет. Он не сможет не попасть. Но то, что происходит дальше, изумляет его настолько, что руки теряют твердость и опускаются.
Его брата, его идеального, ледяного Итачи прижимают к капоту и тискают, как старшеклассницу на первом свидании. Незнакомый мужчина, высокий и широкоплечий чуть склоняется над ним и целует его.
Саске чувствует, как живот скручивает холодной судорогой.
Сон. Скорее всего, это сон. Дикий, странный сон, замешанный на подростковой одержимости сексом и побочками от разных препаратов.
Итачи, реальный Итачи не может, просто не умеет так страстно и жарко подаваться вперед, позволяя трахать себя языком и шарить руками под футболкой. Брат не может и не умеет так извиваться, елозя задницей по блестящему металлу. Брат не может…не может.
Этого просто не может быть.
Не в этой жизни. Не в их жизни.

Никогда прежде Саске не видел брата таким…Страстным? Таким чувственным и открытым?
Кто этот человек, и почему Итачи позволяет ему все это? Почему разрешает стискивать себя в объятиях посреди пустынной улицы? Почему?..
Саске силится, но никак не может закрыть глаза, чтобы перестать видеть это. Престать смотреть, жадно впитывая каждую деталь, каждый жест, каждый немой стон.
Саске никогда не задумывался над ориентацией брата и над его постельными предпочтениями. В его сознании «Итачи» и «секс» не соотносились совершенно. Брат производил впечатление сверхчеловека во плоти: всегда собран, всегда сосредоточен, застегнут на все пуговички, невозмутим…
Но это…Это выше его сил.
Саске закрывает глаза, чувствуя, как там, в темно-красной глубине век навечно оседает отпечаток увиденного. Ночь. Машина. Брат, обвивающий ногами бедра незнакомого мужчины. Брат, запрокидывающий голову, подставляясь поцелуям. Брат, тяжело дышащий и растрепанный….
Саске обессилено сползает по стене. Бесполезный пистолет с громким стуком падает на пол.
Кажется, он сходит с ума.
Галлюцинации, видения, помрачение сознания… Полный набор.Он почти слышит негромкий, свистящий смешок своего мозгоправа.
Саске уходит к себе в комнату прежде, чем хлопает входная дверь, и легкие шаги отмеряют ступеньки, шелестя у плотно затворенной двери его спальни. Он долго лежит без сна, стараясь унять неожиданно сильное сердцебиение и неизвестно откуда взявшееся возбуждение.
Он не может. Нет, совершенно, определенно он не может дрочить на воспоминания о том, как его брата едва не разложили на капоте пижонской тачки.

Когда за окнами занимается рассвет, он, наконец, сдается. Сдается и тянет руку вниз, под одеяло, накрывая свое болезненное, ненормальное, пульсирующее вожделение.
Он не любил физическое возбуждение – от него сбивалось с четкого ритма сердце, и слишком сильно розовели всегда бледные щеки.
К мастурбации он относится как к слабости, как к способу сбросить напряжение, пойти на поводу у тела, а потом долго отмокать в душе, жаля себя ледяной водой, наказывая за проявленное безволие.
Но в этот раз все иначе: такого с ним еще не было. Такого сильного, мощного удовольствия, лихорадочного метания по кровати, пота, каплями ползущего по спине и вискам, угла подушки, закушенного в момент неожиданно резкой, сильной, выматывающей душу разрядки.
Что…Что это было?
Саске думает, что его вот-вот накроет паника, раскаяние, чувство вины… Но мысли в голове – что сытые карпы: ленивые, медлительные, сонные.
Сонные… Саске закрывает глаза и отдается ватной слабости. Впервые за долгое-долгое время он засыпает естественным сном, а не тем тяжелым, удушающим провалом в черноту, спровоцированным снотворными, после которого голова трещит как с тяжкого похмелья.
В ту ночь он спит глубоко и спокойно.
Он спит и не знает, что именно с этого момента, а точнее с неловкого утреннего кофе, когда брат, привычно серьезный, причесанный волосок к волоску, спустится на кухню, сверкая засосами на шее, которые безуспешно пытается скрыть водолазкой, начнется его новая, совершенно иная жизнь, полная неприличных, смущающих желаний и жара влажных простыней.
Но все это будет чуть позже, а пока…

Глава первая.

Одиннадцать месяцев спустя.
Саске просыпается в поту: он снова видел этот сон.
Сон, ставший кошмаром, сон протянувшийся в жизнь, воплотившийся наяву болезненным, нездоровым, полным томления и горячечного жара. Полным стыда, ненависти к себе… И любви. Такой же ненормальной, как и сам Саске.
Итачи готовит омлет: разогревает сковороду, капает туда масла, режет овощи ровными кубиками, взбивает яйца и молоко. Все действия легкие, отработанные, такие привычные… Но Саске едва ли может пошевелится, чтобы отвести взгляд, смотрит как завороженный, ловит каждое движение, каждую деталь, каждую мелочь…
- Доброе утро, - не поворачиваясь, говорит брат.
Саске вздрагивает и, стараясь скрыть замешательство, проходит вглубь комнаты, бездумно открывая дверцу холодильника.
- Доброе, - сиплым ото сна голосом отвечает он и достает пакет с апельсиновым соком. Вообще-то Саске не любит сок, тем более апельсиновый, но ему срочно нужно чем-то занять себя, чтобы не пялиться на контраст белых пальцев и черной рукояти острого ножа.
- Опять кошмары? – Итачи заправляет выбившуюся из хвоста прядь за ухо и чуть нахмуривается.
Саске трет переносицу, наверное, у него уже круги под глазами от недосыпа. Хотя, до насыщенных, словно синяки, теней под глазами, как у брата, ему далеко.
- Опять огонь, - коротко отвечает он. – Поместье снилось.
Только «поместье», и никогда – «дом». В этом мире больше нет места, которое они могли бы назвать домом.
- Ясно, - Итачи не меняется в лице, но деревянная лопаточка, которой он помешивает овощи, на секунду замирает. - Будешь завтракать?
Они едят молча, каждый думая о своем. Саске думает о брате: о его длинных, мокрых после утреннего душа волосах, о том, как вчера он пришел в третьем часу ночи по уши измазанный в земле, о знакомой темно-синей машине, что подвезла его до начала улицы, а потом растаяла в тусклом свете фонарей…
- В пятницу собрание.
- Школьное? – зачем-то уточняет Итачи.
Саске кивает и складывает посуду в раковину. Он вдруг неожиданно отчетливо вспоминает те времена, когда на такие собрания ходил не Итачи, а мама. Иногда в школу заходил даже отец и все одноклассники с любопытством и легкой завистью косились на Фугаку, а самые смелые даже просили показать табельное оружие и полицейский значок.
- Я не смогу, извини, - после длительной паузы, наконец, говорит брат.
Работа, понимает Саске. Работа, с которой возвращаются по ночам в крови и грязи. Но ему не на что жаловаться: они сумели вернуться в страну, им больше не нужно бояться полиции и тех, с кем она борется…
- Саске… - Итачи делает шаг вперед и кладет ладонь ему на плечо. – Все хорошо?
Саске борется с острым желанием закрыть глаза и податься вперед. Они братья, повторяет он про себя, словно молитву, - братья… Братья.
- Все хорошо, - севшим голосом отвечает он, стараясь не заглядывать в темные, слишком внимательные глаза напротив.
Пауза, повисшая между ними, все затягивается, но Итачи, отчего-то, не спешит убирать руку с его плеча.
- Я люблю тебя, Саске, - вдруг говорит брат, и Саске вздрагивает, вскидывая голову. – Помни это всегда.
На секунду, на долю секунды он теряет голову и позволяет себе обмануться, но… Это лишь иллюзия.
- Я тоже.
Саске быстро приходит в себя – резко отворачивается и, не оглядываясь, поднимается наверх. На середине лестницы его догоняет голос брата:
- Не жди меня сегодня, ложись спать, хорошо?
Саске не отвечает, стискивает деревянные перила до боли в пальцах и закрывает глаза: они оба знают, что он не сможет уснуть.
***
По дороге в школу он успевает прикончить две сигареты и несколько раз помянуть недобрым словом обнаглевших велосипедистов. Сегодня, впервые за всю неделю он умудряется не опоздать.
- Учиха явился вовремя? – вскидывает брови высокая, крашеная в блондинку девица с повязкой дежурного на плече.
Саске не отвечает на подначку, лишь смотрит презрительно на ее торчащие во все стороны хвостики и проходит мимо. В спину ему несется пронзительный взгляд исподлобья и уязвленное:
- Тоже мне нашелся!..
Нашелся?.. Слабый отзвук воспоминания комариным писком гудит где-то на периферии памяти. Нашелся?
Саске чуть не хлопает себя по лбу: точно! На днях он задевал куда-то почти полную пачку таблеток, а вчера, потратив битый час и перерыв все заначки и тайники в доме, так и не смог их найти. Он хотел поискать еще и утром, при свете дня, но странный разговор с братом выбил его из колеи… От безрадостных мыслей его отвлекает громкий хохот. Саске останавливается, его и без того плохое настроение в миг скатывается до отметки «паршиво». Так вызывающе и бесцеремонно смеяться может лишь один человек…
- Узумаки.
Одноклассник, до этого сидевший на учительском столе и взахлеб рассказывавший какую-то историю, вмиг серьезнеет.
- Учиха…
Это была жгучая нелюбовь с первого взгляда: с самого начала учебного года они грызлись по любому поводу, а на прошлой неделе даже сцепились перед физкультурой. Саске знает, что одолел бы Узумаки в драке, но ему так и не дали раз и навсегда показать этому выскочке его место. Их разняли, а потом часа два мурыжили в кабинете директора, который грозился вызвать родителей.
Такого позора перед братом он бы точно не вынес.
Саске посылает недругу один из своих фирменных взглядов и садится на свое место у окна. Узумаки явно хочет что-то добавить, но не успевает, в кабинет входит учитель и начинается урок. Через четверть часа, когда Учиха окончательно разочаровывается в современной системе образования, ему на парту прилетает тугой шарик из скомканного тетрадного листа. Саске даже головы поднимать не требуется – хихиканье Узумаки можно услышать даже в соседнем квартале.
Без особого интереса развернув листок, он равнодушно скользит взглядом по карикатуре, отмечая, невольно, что кое в чем этот недоумок все же небезнадежен. Быстро начеркав пару строк на оборотной стороне бумажки, он щелчком пальцев отправляет ее через весь класс, точно в лицо Узумаки.
Тот возмущенно трет лоб, а прочитав послание, и вовсе заходится в гневном сопении. Саске же просто пожимает плечами и отворачивается к окну.
Он действительно считает, что лучше бы одноклассник пошел в художественную школу. Там хотя бы мозги напрягать не надо.

***
Саске планирует не спать всю ночь, поэтому устраивается на диване в гостиной, поставив на невысокий журнальный столик ноутбук. До полуночи он пытается делать уроки: решает задачи по физике, пишет эссе, открыв десяток вкладок Википедии, зубрит даты, готовясь к тесту по истории… Но после того, как стрелки на часах отмеряют начало первого, его одолевает привычное беспокойство, и мысли, еще минуту назад бывшие ясными, становятся сумбурными и лихорадочными.
Отложив учебники и захлопнув крышку лептопа, Саске с ногами забирается на диван и укрывается одеялом. Во всем доме горит свет и беззвучно работает телевизор, с экрана которого важно вещает хромоногий политик… Но это лишь иллюзия, он знает это наверняка.
Как знает и то, что настоящая - только темнота, затапливающая улицу, грозящаяся вот-вот проникнуть в дом через хрупкие провалы окон… Нет, Саске не боится темноты. Он боится того, что она приносит с собой.
После прихода со школы он перерыл весь дом, но таблеток так и не нашел. Закрыв глаза, он мысленно костерит себя на все лады: это была почти полная пачка, а до следующего рецепта как до луны пешком!
Не выдержав, Саске вскакивает с дивана и почти бежит в свою комнату, на ходу перебирая в уме содержимое «заначки», но единственные подходящие таблетки все равно будут слишком слабыми. Вылущив из блистера шесть белых драже, он проглатывает их, не запивая. Он только что превысил рекомендованную норму в три раза, но…
Вернувшись в гостиную, Саске снова укутывается в одеяло. Его бьет нервная дрожь, а в ушах нарастает гул невидимых поездов.
Больше всего на свете ему хочется достать мобильник и ткнуть в кнопку быстрого набора. Ему хочется, чтобы Итачи был рядом, чтобы он сел на диван и запустил свои длинные, всегда прохладные пальцы ему в волосы и сказал, что все будет хорошо.
Но брата нет. Есть только темнота, подкрадывающаяся к нему на своих мягких кошачьих лапах, и собственное сошедшее с ума сердце, которое, кажется, вот-вот вырвется из грудной клетки. Саске скрипит зубами, ему все чудится запах гари, едкий, мерзкий душок паленой плоти. Он зажимает нос и тяжело дышит ртом, силясь избавиться от этих ощущений, но все тщетно.
Наконец, не выдержав, он приподнимается на локтях и высовывает из кокона одеял мокрую от пота ладонь. Нащупав дрожащими пальцами кнопку светильника, он с силой утапливает ее и зажмуривается от яркого света, хлынувшего в его импровизированное убежище.
Он сам заказал по интернету этот хирургический светильник – изогнутый шарнирными сочленениями, отлитый из сверкающей нержавеющей стали, с сонмом крошечных лампочек, похожих на диковинные пчелиные соты, отражающиеся в лабиринте специальных зеркал…
Саске знает, что этот холодный, белый, вымораживающий душу свет не оставляет теней. Ему кажется, что он слышит недовольный хрип неведомых существ, вынужденных отступить и затаиться в углах комнаты.
Но если бы всех чудовищ можно было изгнать так просто… Перед мысленным взором с садистской подробностью возникают воспоминания: крики, хлопки, шаги, собственный страх и боязнь вздохнуть, рев огня, едкие щупальца дыма, забирающиеся в дыхательные пути, обожженная спина…
Саске хватает воздух ртом, дышит неглубоко и часто… Время – все, что ему нужно. Он это знает, он это уже проходил не раз и не два, просто переждать эту ночь и все…
Саске плотнее заворачивается в одеяло и подтягивает ноги к груди. Холодный пот насквозь пропитал его футболку и щиплет глаза. Он не знает, сколько проходит времени, прежде, чем приступ начинает отступать. Может, час, а может, и вся ночь… Наконец, несколько вечностей спустя, его начинает потихоньку отпускать.
Свистопляска цветных пятен унимается, гул в ушах сходит на нет. Запах пожарища отступает, а на место выкручивающего жилы напряжения приходит апатия и сонливость.
Кое-как разогнув сведенные в судороге ноги и руки, Саске накрывается с головой и, неожиданно, проваливается в тяжелый, полный тревоги и страха, сон.
***
Он просыпается с рассветом и почти полчаса лежит неподвижно, чутко прислушиваясь к окружающему миру: пение птиц, шаги редких прохожих, громыхание мусоровоза. Когда Саске открывает глаза, мир еще окутан розоватой дымкой раннего утра, а в траве у дома блестят капли росы.
Пошатываясь от боли во всем теле и поминутно хватаясь за стены, он бредет на кухню и наливает воды в самый большой стакан, а потом, вместе с ним, стараясь не расплескать ни капли, идет в туалет. Выпив всю воду за раз, он наклоняется над унитазом и, просунув два пальца в рот, вызывает рвоту: горькая, маслянистая желчь с острым привкусом таблеток льется скудной струей, принося облегчение.
Приняв контрастный душ и просушив волосы полотенцем, Саске, наконец, окончательно просыпается и становится похож на человека. Спустившись на кухню, он варит себе кофе в турке, а потом долго цедит черную горечь, глядя в окно.
То, что Итачи так и не вернулся, он понял почти сразу, как проснулся. Наверное, это странно, но Саске даже с завязанными глазами мог сказать, дома брат или нет. Должно быть это интуиция или чутье… Или что-то другое.
До выхода остается почти час, так что Саске оглядывается, в поисках занятия: есть, читать или спать он не хочет совершенно. Мышечная слабость отступила, но взамен ей пришла нервная возбужденность, ему вдруг захотелось срочно сделать что-то или куда-то пойти.
Он борется с собой почти пятнадцать минут.
Нет и еще раз нет! – говорит он себе, до боли стискивая предплечье.
Нет. Нет. Нет!
Но ноги сами, вопреки увещеваниям разума, несут его вверх по лестнице и заставляют переступить порог заветной комнаты.
Комнаты брата.
Здесь светло и чисто, постель аккуратно заправлена, книги на полках корешок к корешку а на комоде и столе нет ни пылинки. Саске вдруг неожиданно остро вспоминает их комнаты в поместье: вечный бардак у него самого и все такой же «армейский» образцовый порядок у Итачи, за который мама всегда его хвалила, а отец, одобрительно хмыкнув, трепал по плечу.
Качнув головой, он отгоняет тревожащие воспоминания и делает несколько шагов вперед. Его внимание привлекает пухлый томик, лежащий на тумбочке возле кровати – Достоевский, разумеется, без закладки. Саске всегда поражала особенность брата запоминать страницу, на которой тот остановился, даже если он читает дюжину книг одновременно.
Положив книгу обратно, Саске выдыхает через нос и приседает, заглядывая под кровать. Он знает, что будет ненавидеть себя и презирать, но это сильнее его, он не может сопротивляться.
Словно вор или коп, он обыскивает комнату брата, проверяя каждый ящик, каждую полку, каждое место, где мог бы уместиться тайник… Он не знает, что хочет найти, и ненавидит себя так отчаянно и яростно, что едва может сдержать стон злости.
Наконец, в стене платяного шкафа пальцы Саске натыкаются на странную щель, и он чуть тянет на себя деревянную панель. Та с тихим скрипом подается, за ней обнаруживается небольшое пространство, в которое умещается маленькая спортивная сумка и пластиковый пакет с эмблемой сети супермаркетов.
Саске догадывается, что в сумке, но все же решает убедиться в этом. Вжикнув молнией, он находит внутри набор острых, словно скальпели боевых ножей, сверток с деньгами – иены, фунты, доллары, евро и конверт с документами. В его собственной комнате, под половицей у окна сумка с практически идентичным содержимым. «Набор беглеца», как он его мысленно окрестил в двенадцать лет. Разумеется, они уже несколько лет живут относительно мирной жизнью, но… Это как шрамы, которые не свести, или как кусок шрапнели, засевшей где-то у сердца… Это не уйдет никогда.
Разворошив папку с документами и, поочередно заглянув во все паспорта, Саске улыбается собственным мыслям. Забавно, но еще с детства помнит одну интересную особенность брата – тот всегда очень удачно получался на любых фотографиях, начиная от профессиональных «семейных» съемок, заказанных Микото, и заканчивая полуслучайными снимками на дешевые «мыльницы». Сам же Саске такой фотогеничностью похвастаться не мог – на фото он всегда получался многим хуже, чем в жизни, да еще и с закрытыми глазами или с перекошенным лицом…
Взяв в руки синюю корочку французского паспорта, Саске внимательно вгляделся в крошечный глянцевый четырехугольник: белоснежный воротничок рубашки, прическа волосок к волоску, высоко поднятая голова и невероятно спокойное, даже умиротворенное для преступника международного уровня лицо.
Саске очень хорошо знал это выражение – ясный, пронзительный, но одновременно чуть насмешливый взгляд и расслабленная линия тонкогубого рта. Сколько раз он пытался изобразить нечто подобное в ванной перед зеркалом! И сколько раз у него ничего не выходило… До легендарного умения Итачи держать себя в руках ему было так же далеко, как и до его изумительной техники боя. Но он не сдавался, и это роднило их больше, чем черные глаза и кровь, текущая в их жилах.
Когда-то давно, кажется, в прошлой жизни, мать сказала, что упрямство – фамильная черта мужчин клана Учиха. Сейчас он не мог не оценить иронии: клан канул в лету, но черта осталась.
Застегнув сумку и положив ее обратно, Саске вспоминает про пакет. Развернув его, он с удивлением достает оттуда темную толстовку с глубоким капюшоном, штаны цвета хаки и выключенный мобильный телефон. Расправив одежду на вытянутых руках, он окончательно убеждается, что вся она слишком велика для брата.
Велика для брата, но впору для.. Саске отбрасывает от себя чужие шмотки и брезгливо оттирает руки о джинсы. Он почти наверняка знает владельца этих вещей, и от этого ему делается дурно, а от злобы перехватывает дыхание.
С того памятного вечера, что каленым железом отпечатался в его сознании, прошел почти год. Почти год полный тревоги, сомнений, терзаний и отвращения к себе.
Сколько раз он проклинал себя за то, что выглянул тогда в окно… Выглянул и увидел, как его идеального, совершенного до кончика волос Итачи, словно девчонку-старшеклассницу тискает незнакомый мужик, небрежно разложив на капоте пижонской тачки…
Саске больше ни разу не видел того мужчину, но его машину, машину, на которой его брата… Он видел эту машину ночами, когда ждал Итачи после его «работы». Она не подъезжала к дому, как в тот раз, останавливалась в начале улицы, а потом бесшумно уезжала, растворяясь в ночи словно призрак.
Саске закрывает лицо руками и старается дышать через нос. Обретенное было равновесие грозит вот-вот треснуть по швам, выпуская на волю очередной приступ.
Но он справляется – берет себя в руки и негнущимися пальцами складывает вещи обратно в пакет, прилаживает стенку шкафа, как было, и выходит из комнаты, аккуратно притворив за собой дверь.
В коридоре он останавливается и несколько раз бьет стену кулаком, до крови сбивая костяшки. Боль отрезвляет и приводит мысли в порядок. Саске вздыхает с облегчением и, заклеив руку пластырем, собирается в школу.
***
За квартал до школы Саске останавливается в парке покурить. Устало присев на лавочку, он неловко, орудуя одной лишь левой рукой, достает из пачки сигарету и пытается прикурить, но колесико зажигалки то и дело соскальзывает, царапая подушечку большого пальца.
Вдруг над ухом раздается щелчок, и чья-то рука подносит к сигарете огонь. Учиха едва сдерживает порыв отшатнуться: это всего лишь крошечный язычок пламени, в тысячный раз убеждает он себя, но страх перед огнем сильнее всех доводов разума…
- Спасибо, - выдыхает Саске, поднимая голову, а потом едва не роняет сигарету.
Узумаки Наруто собственной персоной.
Саске напрягается, ожидая нападения или очередной словесной перепалки, но одноклассник почему-то молчит, стоя напротив лавочки и переминаясь с ноги на ногу, словно нашкодивший первоклашка.
- Чего тебе?
- Я… Ээ… - Узумаки ерошит волосы и добрых полминуты сыпет междометиями и бессвязными фразами.
- Чего. Тебе. Надо? – повторяет Саске, теряя терпение.
- В общем вот, - Узумаки вытягивает вперед кулак, а потом выпаливает на одном дыхании. – После драки я нашел его и теперь решил отдать.
Саске несколько раз моргает, силясь понять, не чудится ли все это ему, но оранжевый пузырек в мозолистой ладони вполне реален. Как и собственное едва различимое имя в специальном окошечке на белой бирке.
Саске не знает, что сказать: ему не хочется благодарить этого придурка, но и никак не отреагировать он тоже не может. Поэтому он кивает и кладет пузырек в карман, хотя все его тело буквально зудит от желания поскорее принять желанную бледно-синюю пилюлю.
Но на этом странности не заканчиваются: вместо того, чтобы уйти, Узумаки вдруг садится рядом и тоже достает сигареты. Глядя на пачку с черно-синим логотипом, Саске с легким оттенком удивления замечает, что они предпочитают одну и ту же марку отравы.
С полминуты они сидят молча, а потом чертов Узумаки вдруг говорит:
- Я долго не мог понять, откуда они мне знакомы… Но сегодня утром я вспомнил, что это за таблетки.
Саске каменеет, прикидывая, как лучше вырубить одноклассника, и что потом делать с его обмякшим телом.
- И… в общем, я это… - опять начинает мяться он, нервно жуя сигарету. – Я больше не буду драться с тобой. Я знаю… знаю, что это такое.
Саске хочет было расхохотаться в эту наглую рожу, но ловит себя на том, что это будет слишком истерично. Вместо этого он спрашивает, печатая каждое словно:
- Не слишком ли много ты берешь на себя, Узумаки? Ты же дальше своего носа не видишь… Катись-ка лучше со своими обещаниями.
Узумаки вдруг мрачнеет и с него, словно позолота с купола старого храма, вдруг разом облетает вся его обыкновенная, бесящая до трясучки в пальцах, идиотская жизнерадостность.
- У меня был друг, и он тоже… Ну, тоже страдал всем таким, - тихо и неожиданно серьезно говорит одноклассник.
Саске хмурится, ему непривычно видеть этого недоумка таким, и что-то в его груди слегка колит от искренности, что звучит в хриплом голосе. Но он не позволяет себе ни секунды слабости. Не может позволить.
- Мне плевать и на тебя, и на твоего ущербного дружка, - говорит Саске как можно жестче и встает со скамейки, давя окурок ботинком. – Вали ныть к кому-нибудь другому, а ко мне больше не подходи, понял?
С этими словами он разворачивается на каблуках и быстро идет в сторону школы, не оглядываясь.
В тот день Узумаки Наруто так и не приходит в школу.

Глава вторая

Итачи не возвращается в тот день.
Саске не спит - ждет. Ждет, прислушиваясь к далеким, едва различимым голосам, к шуршанию машин, проезжающих перед домом, к шагам прохожих. Ждет, выкуривая сигарету за сигаретой, наполняя пепельницу окурками, а раковину - чашками с горькой кофейной гущей на дне.
Ждет.
Ждет и гонит от себя страшные видения, в которых Итачи раз за разом умирает в страшных муках. Саске жмурится, силясь прогнать из воображения захлебывающегося собственной кровью брата, и смотрит в окно, в надежде увидеть первые признаки рассвета. Но до восхода солнца еще далеко – кругом темнота и сводящая с ума неизвестность.
Саске сжимает налитые болью виски и трет глаза. Таблетки хоть и помогают, но до конца убрать напряжение все же не в силах – беспокойство и нервное возбуждение бьются где-то там, под тонким слоем искусственного химического равнодушия. Это можно сравнить с хождением по льду.
Саске знает, что его волнение бессмысленно. Должно быть, убеждает он себя, брат занят чем-то чрезвычайно важным и опасным и не имеет ни минуты свободного времени, раз не позвонил и не написал…
В четверть шестого он поднимается в комнату брата. Постояв с секунду на пороге, сдается и ложится на чужую кровать. Саске еще помнит те времена, когда они скитались по съемным комнатам, спали на бугристых матрасах прямо на полу и мечтали помыться в нормальной ванной… На краткий миг он даже позволяет себе мысль о том, что в нищете и изгнании, зато на расстоянии вытянутой руки от спящего Итачи, он был намного счастливее, чем сейчас, когда их разделяют стены и непонятно откуда взявшиеся чужие тайны.
Саске закрывает глаза и стискивает пальцами подушку, бурное воображение, в одночасье превратившее его в одержимого сталкера, тут же дорисовывает все то, о чем никогда и ни при каких условиях не должны думать младшие братья.
Он отвратителен сам себе, когда ведет кончиками пальцев вдоль кромки наволочки, а потом зарывается в нее носом и жадно втягивает воздух, силясь распознать за химическим запахом порошка хоть частицу запаха брата. Запах его кожи, его волос, его тела… Саске закрывает глаза и представляет, как совсем недавно на этом самом месте лежал брат, такой обманчиво безмятежный и уязвимый во время сна…
Усталость и напряжение последних дней вдруг переплавляются во что-то другое, и Саске вздрагивает, когда его вдруг простреливает тусклой искрой постыдного возбуждения.
Запах усиливается… Может, это иллюзия? Саске вдыхает глубже и закрывает глаза. Там, в утробной розовой темноте, так легко представить, что запах исходит не от постельного белья, а от того, кто совсем рядом, совсем-совсем близко… Обжигающими, яркими волнами накатывают воспоминания: тусклый желтый свет фонарей, Итачи, запрокидывающий голову, подставляющий шею под чужие поцелуи, скользящий по гладкому металлу капота, стискивающий пальцами чужие широкие плечи…
Саске рычит, впиваясь зубами в собственную ладонь, все еще саднящую после вчерашнего. Это ревность, вдруг понимает он сквозь дымное марево похоти. Ревность низкая, недостойная, совершенно животная… Ревность и страстное желание быть там... На месте этого незнакомца, быть с Итачи так близко, как никогда прежде, так, как видится в душных, постыдных снах. Так, как не должны быть друг с другом братья.
Саске переворачивается на живот и едва может сдержать стон, когда его напряженный, налившийся кровью член оказывается в мягкой, тесной ловушке из веса собственного тела и постели брата. Он сжимает пальцами подушку и прячет в нее пылающее лицо, когда начинает плавно двигать бедрами в домашних штанах.
Ритм незатейлив и прост: он скользит, с каждым разом ускоряя темп, но скоро этого становится недостаточно – между ног все пульсирует и почти болит, требуя большего. В какую-то секунду его рука соскальзывает под подушку и натыкается на что-то мягкое.
Это домашняя футболка Итачи… Саске не может бороться собой и в два счета избавляется от собственной толстовки. Футболка брата истончилась от многократных стирок, поэтому, когда он надевает ее, то под светло-синей, вылинявшей тканью отчетливо проступают контуры его напряженных сосков.
Саске снова ложится на живот и пальцами чуть сбивает одеяло по бокам, чтобы ямка, куда он толкается, стала глубже и уже. Но этого снова оказывается недостаточно, поэтому он быстро стягивает с себя штаны, оставаясь в одних лишь узких боксерах, с растекшимся спереди влажным пятном.
Саске ненавидит себя, его лицо пылает от стыда, но бедра движутся все так же резко и ритмично. Словно обезумевший, он трется о постель, вколачиваясь, вбиваясь, дурея от жара острого предчувствия скорой разрядки.
Сильная рука сжимается на его плече, волнующий запах окутывает со всех сторон и низкий голос, от которого простреливает жаркой волной вдоль позвоночника, шепчет: «Я люблю тебя…» Саске коротко вскрикивает и замирает, выгнувшись в напряженной дуге.
В паху расползается горячее, влажное пятно, затылок печет жаром, мышцы наливаются сладкой истомой… Где-то на периферии сознания вяло трепыхается здравый смысл, но Саске слишком устал бороться с собой.
Сон… Ему просто нужно немного, совсем чуть-чуть поспать…
***
Он просыпается в холодном поту и несколько минут лежит неподвижно, скованный гадливостью и страхом, паутиной протянувшейся из сна в реальность. Обрывки видений кружатся легким пеплом, истаивая с каждой секундой. Что ему снилось?
Глупый вопрос. Да и не сон это даже – воспоминание, на заевшей пленке памяти, обреченное проигрываться снова и снова… Пока он не сойдет с ума.
А он, кажется, уже близок – в носу и во рту острый привкус гари, он все еще чувствует запах дыма и жар пламени, что льнет к его спине…
Саске в ожесточении трет лицо, стянутое солью слез и пота, пытается перевернуться на спину и только потом понимает, что он не у себя в комнате и не в гостиной. Комната Итачи, понимает он с ужасом. Это все не сон – реальность.
Кое-как отлепившись от постели, он с отвращением разглядывает засохшее белесое пятно и благодарит всех богов, в которых не верит, за то, что у него на кровати точно такое же покрывало.
Приведя постель брата в порядок, он плетется в душ, где спешно приводит себя в порядок – до начала занятий не больше часа. Конечно, Саске мог бы и не идти в школу, но он слишком хорошо знает себя: сегодня не тот день, когда он может остаться в одиночестве.
Дорога до школы, по которой он ходил уже сотни раз, вдруг кажется ему необычайно длинной, серое, налившееся близким дождем небо давит своей тяжестью, заставляя кровь приливать к вискам, а затылок отзываться мучительной болью при каждом шаге. Почему-то его не оставляет чувство, что за ним кто-то следит, но улица пуста, а случайные прохожие не выглядят подозрительными… Паранойя. Саске обещает себе внимательнее читать графу о побочных эффектах в аннотациях.
Кое-как добравшись до своего класса, он буквально падает за парту и складывает тяжелую голову поверх скрещенных рук.
- Не выспался?
Саске готов застонать: сейчас меньше всего на свете ему нужны расспросы одноклассников, поэтому он решает претвориться спящим, в надежде, что от него отстанут.
- Ты не заболел? Я могу помочь тебе дойти до медпункта. Или может быть проводить тебя до дома? Саске-кун, ты меня слышишь? С тобой все хорошо?
Он с трудом поднимает голову и смотрит красными от недосыпа, таблеток и сигаретного дыма глазами на не в меру болтливую одноклассницу.
- Со мной все в порядке, - отвечает он медленно, надеясь, что степень угрозы в его голосе будет достаточной, чтобы отпугнуть кого бы то ни было.
В такие моменты он жалеет о том, что в его богатой на подонков жизни не встретился кто-нибудь с ножом или кислотой: всего несколько шрамов и никаких проблем с озабоченными одноклассницами.
- Да? Но ты выглядишь таким усталым… И глаза у тебя такие… Ну, усталые, - не унимается девушка, то и дело поправляя окрашенные в странный, блекло-розовый цвет волосы.
Саске узнает ее – это Харуно Сакура, староста и отличница, глаз не сводящая с него во время физкультуры, да и остальных уроков тоже. Глядя в эти блестящие, ярко-зеленые от цветных линз глаза, он вдруг понимает, что не отделается так просто. Что-то подсказывает Саске, что как бы ублюдочно он себя не вел, от него не отстанут.
Поэтому решает зайти с другого края.
- Сакура-чан, - говорит он проникновенно, чуть подаваясь вперед. – Я очень ценю твою заботу, но сейчас мне нужно побыть одному. Поэтому оставь меня в покое на сегодня, хорошо?
Если бы человеческую энергию можно было конвертировать в электричество, то от Харуно вполне мог бы питаться небольшой городок месяц-другой. Она вскакивает, шаркнув ножками стула об пол, от чего голова Саске взрывается на тысячу кусочков, и, с энтузиазмом закивав, уносится в противоположный конец класса, где ее, сияющую от сдерживаемого восторга, тут же обступают одноклассницы. Саске выдыхает с облегчением и вновь утыкается лбом в парту.
Все уроки он высиживает почти не меняя позы – лежа на столе, укрывшись от взора учителя за обширной спиной Акимичи и учебником. Он настолько устал и вымотан, что не выходит из класса даже во время большой перемены, когда все уходят в столовую или во двор.
- Держи, поможет.
- Чего вам всем от меня надо? – не выдерживает он, злобно смотря на присевшего за соседнюю парту Узумаки.
- Мне ничего, - пожимает тот плечами и протягивает ему бутылку минералки и шоколадку. – Но ты, кажется, с похмелья, так что тебе не помешает.

От удивления Саске даже забывает на секунду о головной боли. Вода и шоколадка? Что задумал этот придурок? И что подмешал?
- Ты же вроде как с похмелья, да? – не унимается Узумаки, - Тебе нужно попить и поесть. Станет легче, обещаю.
В этот момент на Саске накатывает очередная волна головной боли, так что он решает, что хуже уже не будет. Залпом выпив почти половину бутылки, он вдруг с удивлением осознает, что ему действительно полегчало.
- Ешь, - говорит Узумаки, разворачивая плитку шоколада и отправляя в рот сразу три дольки. – Тебе еще бы аспирину выпить и витамина С, но…
Саске качает головой и осторожно пробует шоколад. Обычно он не ест сладкого, но сейчас организм, кажется, не против.
- Не надо таблеток, - говорит он зачем-то Узумаки.
Саске слишком давно знаком с такими вещами, так что не смешивает свои таблетки ни с обезболивающими, ни с чем-либо еще. Во-первых ему еще дороги остатки печени, а во-вторых… На самом деле физическая боль была меньшим из зол. Во всяком случае она отвлекала от… Вспомнив про Итачи, Саске опять мрачнеет и отодвигает бутылку и остатки шоколада.
- Спасибо, - говорит он негромко и чувствует себя при этом удивительно неловко.
- Да не за что, - вдруг широко-широко улыбается Узумаки и хлопает его по плечу. – Ну, ты, в общем, того, поправляйся, а я пойду, меня Киба с Чоджи ждут.
С этими словами он уходит, и Саске, наконец, остается в кабинете один. Странно, он желал этого весь день, а сейчас неожиданно ощущает себя неуютно. Доев шоколадку и выпив остатки воды, он действительно чувствует себя лучше, и оставшиеся уроки высиживает почти безболезненно.
***
Впрочем, стоит ему только выйти из школы, как беспокойные мысли снова наваливаются на него со всей силой. Саске и не пытается бороться с собой, поэтому достает из сумки помятую пачку сигарет, даже не выходя со двора школы. Затяжка-другая и ему становится чуть легче.
- А ты рисковый парень, - смеется Узумаки, поравнявшись с ним. – За это и исключить могут.
Саске равнодушно пожимает плечами, школьный устав – последнее, что волнует его сейчас.
- Ха-ха, ну и ладно! – непонятно чему продолжает веселиться одноклассник и тоже вытаскивает из кармана сигареты. – Дай прикурить.
Саске роется в карманах брюк, а потом останавливается и шарит рукой по дну сумки. Неожиданно его взгляд падает за плечо Узумаки, и сигарета, переломленная надвое, выпадает из его ослабевших пальцев.

Ужас и, что гораздо хуже, – отголосок мерзкого, постыдного возбуждения. Саске хочется закрыть глаза и претвориться, что это сон.
- Эй, ты чего?! Весь побелел аж, - как сквозь вату долетает до него чужой голос, но Саске не реагирует. Все его внимание приковано к темно-синей машине, припаркованной через дорогу от школы.
- Узумаки, - не чувствуя губ, говорит он.
- Чего?
- Ты… ты видишь ту машину?
Одноклассник оборачивается, а потом кивает, словно китайский болванчик.
- Вижу. А че? Со зрением беда? Ну, так у тебя глаза-то как у кролика – краснющие! Кстати, тачка ниче такая, я бы не отказался…
От чего бы Узумаки там не отказался, Саске уже не важно. Главное, что машина настоящая, а не плод его фармацевтических фантазий.
- Мне пора, - бросает он и быстро идет вперед.
Обалдевший от такого поворота событий Узумаки что-то кричит ему в след, но Саске уж не слышит – все его внимание приковано к приоткрытому окну со стороны водительского места и тлеющему огоньку сигареты, мерцающему во тьме салона.
Когда до машины остается не больше пары метров, он вдруг останавливается. Вовремя проклюнувшийся здравый смысл тревожной сиреной бьется в мозгу. Что он знал о человеке в этой машине? Что он был любовником его брата? Что они, возможно, работали вместе, выполняя не совсем легальные поручения? Саске медлит, жизнь научила его осторожности.
Неожиданно мобильник в кармане его пиджака оживает – сообщение от брата. С замирающим сердцем Саске читает лаконичное: «Садись в машину».
Все это более, чем подозрительно… Но разве у Саске есть выбор? Брат исчез и шлет ему подозрительные сообщения, а странная машина со странным человеком – единственная ниточка к Итачи.
Была ни была, решает Саске и, сжав в руке успокаивающую тяжесть складного ножа, садится в автомобиль на кресло, позади водительского. По статистике это самое безопасное место в машине. К тому же, как показывает опыт, это самое удобное место, чтобы в случае чего приставить лезвие к чужой шее.
***
Саске точно знает, что невзлюбил бы этого человека даже в том случае, если бы они просто столкнулись на улице. Но в данной конкретной ситуации он начинает ненавидеть его ровно с того момента, как их взгляды встречаются. Светло-серая, почти бесцветная, радужка и черная точка зрачка. Саске никогда не нравились такие глаза. Глаза утопленников. Глаза волков, выслеживающих свою добычу.
Их безмолвная дуэль длится не дольше пары секунд, но когда они отводят глаза, Учиха твердо знает, что каждый из них понял кое-что важное друг о друге.
- А вблизи вы не так уж и похожи, - первым нарушает тревожную тишину мужчина.
Саске не реагирует на провокацию, он собран и холоден, а рукоять ножа согрелась от тепла его ладони.
- Расслабься, а то пупок развяжется, - вдруг смеется собеседник и, выбросив окурок, с механическим звуком закрывает окно. На смуглых костяшках его пальцев запеклись кровавые корочки, словно он дрался совсем недавно. – Тебе не нужно бояться. Не меня, во всяком случае, точно.
Саске едва удается подавить волну обжигающей ярости и взять себя в руки. Когда-нибудь - убеждает он сам себя, когда-нибудь он даст выход своей злости. Но не сегодня. Потому что, выбирая между Итачи и собственной гордостью, он не будет раздумывать и секунды.
- Где Итачи? – его голос почти не дрожит от бешенства.
- А вот это уже сложнее, - беззаботным голосом отвечает мужчина и пару раз щелкает по пластиковой фигурке акулы, висящей на зеркале заднего вида. – Но ты, главное, не кипятись: все будет, я отвезу тебя к нему, но позже. Для начала давай-ка проясним пару моментов, хорошо?

Саске во всех красках представляет, как чужая голова с мягким звуком шлепается на асфальт, и кивает.
- Ты знаешь, чем занимается Итачи?
Ему не нравится, как имя брата звучит в устах этого человека, но он сдерживается.
- Подозреваю.
- Подозреваешь? – хмыкает мужчина и, заведя машину, плавно выезжает со школьной стоянки. – Хорошо, что подозреваешь, поэтому скажу только одно – это очень опасная работа.
Саске замечает в зеркале чужую улыбку и отчетливо понимает, что между фигуркой акулы и этим странным человеком есть кое-что общее: неестественное количество белых, острых и крепких зубов, например. И он бы ничуть не удивился, расти они у собеседника в два ряда.
- И? - он внимательно смотрит по сторонам, запечатлевая в памяти маршрут и готовый в любой момент выхватить нож.
- А то, Саске, - смеется незнакомец, и Учиха передергивается, - что ключевое слово – «опасная». Чуешь, к чему веду?
- С ним что-то случилось?!
В автомобиле повисает молчание.
- Случилось – понятие растяжимое, - наконец говорит мужчина, заезжая в подземный туннель, освещенный тусклыми оранжевыми лампами. - Есть мнение, что это… «Производственная травма».
Саске хмурится, силясь понять, к чему ведет собеседник. Но сам факт того, что с Итачи что-то не в порядке, да еще и эта «травма»!..
- Куда мы едем?
- Есть одна частная клиника. Будем там минут через десять.
Саске скрещивает руки на груди и впивается цепким взглядом в окно: дороги, здания, повороты, расстояния... Он рисует в уме подробную карту, нанося на нее наиболее приметные объекты, и едва не пропускает момент, когда машина тормозит у небольшого двухэтажного здания.
- Приехали. Это очень дорогое и очень… частное заведение. Одно из лучших в стране.
Саске скептически оглядывает неприметные стены и окна. Впрочем, стоит им только подъехать к воротам, как уровень «дороговизны» и «частности» начинает быть наглядным. Их останавливают и обыскивают: у Саске забирают ремень с металлической пряжкой, нож и связку ключей, а у его спутника в одежде оказывается целый арсенал из пистолета, нескольких ножей и парочки неведомых Саске штук в рукавах, штанинах и ремне.
В просторном светлом холле их встречает молодая черноволосая женщина в униформе.
- Добрый день, - вежливо улыбается она. – Я провожу вас.
Сначала им приходится надеть бахилы, а потом нацепить белые халаты и только потом они заходят в лифт, где Саске удивляет обилие кнопок для двухэтажного здания. Но когда девушка нажимает на кнопку «-2», то все встает на свои места.
В тесной кабине Саске вдруг замечает то, что не бросалось в глаза в машине, когда его новый «знакомец» сидел: огромный рост и невероятно мощное сложение. На секунду его вдруг одолевает старый, полузабытый детский страх – страх перед закрытыми пространствами, и он злится на себя за эту слабость.
Наконец, когда двери распахиваются, Саске с облегчением вываливается в просторный светлый коридор. По тому, как уверенно и не смотря по сторонам, идет мужчина, Саске делает вывод, что тот уже бывал здесь раньше, и это иррационально раздражает его.
- Прошу, - девушка проводит карточкой, висящей у нее на шее, по специальному углублению возле двери и отступает в сторону. – Когда захотите покинуть палату, просто нажмите на зеленую кнопку.
Стерильно – первая мысль, мелькнувшая в голове у Саске при виде палаты. Все вокруг было белым и словно бы подсвечивающимся изнутри. Он несколько раз моргнул, пытаясь привыкнуть к такой яркости, и мимоходом подумал, что не смог бы выдержать в такой комнате и дня.
Он сделал несколько шагов вглубь палаты и только потом заметил…
- Итачи!
Саске, не сдерживая эмоций, кинулся вперед, к брату, лежащему на больничной кровати, и схватил его за руку, но тут же отдернул, почувствовав под ладонями жесткость пластиковых трубок.
- Что… Что с ним? –севшим голосом, спрашивает Саске, не сводя глаз с брата.
- Травматическая кома. Из-за черепно-мозговой травмы.
Кома? Что вообще здесь происходит?
- Но тогда кто?..
Мужчина достает из кармана брюк мобильник, и Саске узнает характерные царапины на корпусе. Это телефон Итачи. На секунду ему начинает казаться, что земля уходит у него из-под ног.
- Что случилось? Он очнется?!
- Мы выполняли одно задание, ничего особенного, но нас уже ждали, - говорит мужчина, подходя к больничной кровати и вставая у изголовья. – Это случилось позавчера. Врачи говорят, что состояние тяжелое, но не критическое, так что…
Задание? Тяжелое? Не критическое?.. Саске чувствует, как подгибаются ноги, а комната перед глазами начинает плыть. Кое-как добравшись до кресла, он обрушивается на него и немигающим взглядом впивается в лицо брата.
На фоне белоснежных простыней, зеленовато-лиловая гематома, расплывшаяся по всей правой половине лица Итачи, выглядит особенно темной и страшной. Саске закусывает щеку изнутри, когда замечает проступившие сквозь белую перевязку капли крови.
- Это лучшая клиника и лучшие врачи. Угрозы для жизни уже нет, но сколько именно он пробудет в коме, сказать не может никто.
Саске до дрожи в пальцах хочет прикоснуться к брату, но не может. В белых простынях и переплетении пластиковых трубок, он выглядит странно далеким и неожиданно чужим.
В этот момент его, словно молнией, пронзает короткое воспоминание о том утре, когда они виделись в последний раз. Итачи знал, отчетливо понимает Саске, знал, что может не вернуться... Отсюда и это странное «я люблю тебя», которое он, эгоистичный дурак, так спокойно пропустил мимо ушей!
Если бы он только был внимательнее, если бы он только не был так зациклен на собственных извращениях… Если бы. Но ничего уже не изменить. Ущипнув себя за руку и втянув носом острый больничный запах, Саске приходит в себя.
- Кто ты?
Ему не нравится этот человек. Ни как он выглядит, ни как он ведет себя, ни то, кем он приходится Итачи, но выбора нет. Этот человек – единственная ниточка к брату и той жизни, что он скрывал от него.
- Меня зовут Хошигаке Кисаме, я напарник твоего брата, - осторожно подбирая слова, говорит мужчина, - И своего рода его доверенное лицо, поэтому, до тех пор, пока он не придет в сознание, я буду обеспечивать твою безопасность.
Безопасность?
Об опасности Саске знает так много, что, наверное, мог бы написать целую книгу. Как и о таблетках, бессоннице и паранойе. И нездоровых сексуальных наклонностях, язвительно продолжает внутренний голос.
Он вздрагивает, выныривая из своих мыслей, и натыкается на внимательный взгляд. Этот Хошигаке Кисаме смотрит на него так, словно знает, о чем он думает. Знает, чего он желает. Точнее – кого.
Как Итачи мог так поступить? Как он мог доверять этому человеку больше, чем собственному брату? Как Итачи вообще мог доверять кому-либо, кроме Саске?
Его Итачи… Его Итачи.
Саске не признается себе и никому другому. Но… Это ревность.
***
Когда они выходят из клиники, солнце уже клонится к закату, и восток агонизирует всеми оттенками красного. Саске растирает уставшие от яркого света глаза и мысленно прикидывает ближайшую станцию метро.
- Ты поедешь со мной.
Саске останавливается и свирепо смотрит на собеседника, но тот лишь скалит острые зубы в издевательской полуулыбке.
- Так будет безопаснее, - разводит он руками, а потом вдруг серьезнеет. – Итачи уже давно подозревал, что под нас копают, и теперь я вынужден согласиться с ним. Во время задания мы забрали у одних… людей кое-что довольно ценное, так что получилось бы неприятно, если бы тебя похитили и присылали по частям, в надежде вернуть свое. Давай не будем усложнять, хорошо? Ты будешь целее, а мне меньше головной боли.
«Похитят»? «Присылать по частям»? Саске буквально физически ощущает, как его загоняют в угол собственных же принципов. Годы травли и жизни в постоянном страхе сделали свое дело: он знает цену жизни, и это совсем не абстрактная величина.
Нет, он вовсе не мнит себя уникальным или особенно ценным – все как всегда упирается в брата. Саске знает, чем Итачи приходилось жертвовать ради него, на что идти и что делать. Саске не видел, но догадывался: по следам крови, по запаху пороха, по уродливым шрамам поверх светлой кожи… Он не может умереть сейчас. Он просто не может позволить себе обесценить то, ради чего брат жертвовал собой все эти годы.
И Саске наступает на горло собственной подозрительности и неожиданно проклюнувшейся гордости.
- Хорошо, - говорит он и садится в машину. – Но где гарантия того, что ты сможешь «обеспечить мою безопасность»?
- О, как раз насчет этого тебе волноваться не стоит, - вновь ухмыляется Хошигаке. – Убивать и не давать убить – моя работа.


UPD: Мне эпически лениво заливать работу в комментариях или дробить на стопицот отдельных постов, так что дочитать ее можно на сообществе Наруто-ББ Свиток с техникой, либо здесь на фикбуке. Однако я по-прежнему буду рада отзывам и комментариям

@темы: fiction, Naruto, фикрайтерское, NC

---

Супермен/Бэтмен

В целом я равнодушна к комиксовселенным, но конкретно этот пейринг кажется мне потрясающе драматичным, потому что если отбросить в сторону всю эту супергероическую шелуху и лосины, то на психологическом уровне остаются лишь двое супер-одиноких мужчин. И здесь мне нравится даже не сам пейринг (его обоснуй и антураж мало меня волнуют), сколько идея.
Два существа всю жизнь проживших с чувством отчуждения от прочих людей, вынужденные скрывать свои истинные мотивы, интересы и переживания, неспособные не только быть принятыми, но даже попытаться стать ближе, сублимирующие, но так и не получающие удовлетворения в том виде, в каком желают его подсознательно. Они очень разные, но общего друг с другом у них больше, чем с кем либо еще.
Ах, ну и куда же без этого, последний аргумент: они просто здоров смотрятся вместе.
И посему просьба: поделитесь фанстаффом, а? Фики (джен/гет фри, плиз), арт, додзи?
От себя могу поделиться присланным намедни солнцеликой Року Доку цветной мангачкой про задорный отсос и не менее задорную гомоеблю Супермен/Бэтмен - Justice League doujinshi: Sit!. Лично мне характеры как-то никак не зашли, но рисовка что надо, горячо и кинково.

+7

Аттеншен! МПРЕГ!

Аттеншен! Страпон-секс!

@темы: околофандомное

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

!!!

Азазазаз, солнца, завтра я должна пащчти дословно рассказать семистраничный пленум по изнасилованиям. Эх, что-то уж больной много в моей жизни стала всего сопряженного с сексом: сначала 3 лвл, теперь вот пленум... А еще учеба - всю неделю дерут без вазелина и даже не думают прекращать, у преподавательского состава за лето явно сперма в яичках застоялась.
Так что пожелайте мне удачи, кисуши, я в ней нуждаюсь очень!

Вопрос: ЖЕЛАТЬ УДАЧИ

1. БЫСТРО РЕШИТЕЛЬНО		38	(100%)
Всего:		38

---

Suits

Смотрю второй сезон "Suits" и... Боже, ну погладьте уже кто-нибудь Луиса! Он же так старается, так старается! А ему отовсюду подлянки, козни и пинки судьбы! Ну как так, а? И даже типахорошие герои ведут себя с ним реально по свински, вечно шпыняют, опускают и никогда не воздают по заслугам. Да, я знаю, что он тот еще фрут, перестраховщик, трусоват и вообще не честен на руку, любит поглумиться над слабыми... Но не настолько, чтобы быть козлом отпущения два сезона подряд! Лично мне его хочется прижать к груди, сводить на балет и повысить до старшего партнера уже с середины первого сезона. Так и вырастают из забитых мужичков настоящие злодеи.
Майк и Харви - таки классический броманс, только с налетом властных отношений.
А Донна няша, у нее такая интересная мимика.
Винрарная

шутка про Гитлера

@темы: сладкий мир эскапизма: сериалы, книги, фильмы, бла-бла-бла

---

Втентакле доставляет

МОАР ПО ДКТР, ХББТ, ШРЛК И ГРПРСТЛВ

@темы: околофандомное, вести с полей

---

В кино ходи - пакет бери.

Сходила на "Орудия смерти: Город костей" . Хотела было написать отзыв, но потом поняла - это лишнее, потому что все можно выразить лаконичнее.
Фильм - абсолютно то же самое, что демонстрируют актеры на премьере. Не больше, не меньше.

з.ы. Если бы на съемку продолжения фильма, как на создание независимых артхаусных игр собирали пожертвования в интернетах, я бы продала почку и кусочек печени - лишь бы сняли еще.
з.з.ы. Я фанатка стиля Роберта Шиэна, он бог аксессуаров и ковровых принтов *______*

@темы: сладкий мир эскапизма: сериалы, книги, фильмы, бла-бла-бла

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Кэтстори

UPD:Мелкого пиздюка забрали, он обрел дом, любящих хозяев, моя миссия завершена и я могу уйти в закат... А нет, не могу. Осталась еще трехмесячная девочка, которую тоже надо куда-то пристроить до отъезда.
Блин, даже жаль ее отдавать кому-нибудь, она такая лапочка: ласковая, интеллигентная, неконфликтная и очень спокойная. А еще до кучи всеядная, не пахучая и чистоплотная. С последней особенностью, кстати, аншлаг, ибо более привередливой в плане туалета кошки я еще не встречала.
Для начала она отказалась писать в наполнитель, т.к. тот был в крупных гранулах. Я первое время не догоняла, в чем дело, ибо один разок она все же в наполнитель сходила, зато потом предпочла гадить в СОВСЕМ НЕ ПРЕДНАЗНАЧЕННОМ ДЛЯ ЭТОГО МЕСТЕ, за что и была отпизжена по ушам быстро решительно. Обвиняйте меня в жестокости, но я действительно сторонник мнения, что в воспитательных целях животных бить можно. В итоге мы сошлись на песочке со двора, но там опять же есть нюанс: в грязный песок кошка НЕ ХОДИТ, ОНА БЛЯТЬ ХОДИТ В ПАЛЬМУ Так что чистота и гигиена в кошачьем туалете бьет все рекорды.
А сегодня я пыталась зафотать котейку для объявления, но она упорно не желала выглядеть милой, нежной и нуждающейся в новых хозяевах. Вместо этого она выглядела:
- пьяной в дрова;
- суровой как кенпачи;
- безумной как наше правительство;
- отвернувшейся как ди каприо, скрывающийся от папараци;
- ненавидящей все сущее и далее, далее, далее...
Наиболее нормальные фото, но даже тут она похожа на героя какого-нибудь психоделического триллера:

Кэтстори, начало

Почему я люблю взрослых кошек больше, чем котят, спросите вы?
ПОТОМУ ЧТО ЭТИ МЕХОВЫЕ КУСКИ НЯШНОТЫ, ДОБРА, ЦЕЛОМУДРИЯ И РАЗУМА НЕ ССУТ МНЕ НА КРЕСЛО И НЕ ГАДЯТ МИМО ЛОТКА. А ЕЩЕ НЕ ОРУТ ПОЛНОЧИ КАК БУДТО ИХ РАЗДЕЛЫВАЮТ БЕНЗОПИЛОЙ.
Но к чему это я? А к тому, что мне еще нет сорока, но у меня уже внезапно (ключевое слово-десу) появились ДВЕ! маленьких кошки. Я уже чувствую, как моя карма изменятся в сторону стародевности.
Первому котейке месяц, его принесли ко мне уже по классике - с помойки. Тут я могла бы разразиться гневной тирадой о том, что все - тлен, а люди - говно, раз выбрасывают таким крохотных ми-милашек, но не стану. Потому что просто выброшенное на улицу животное еще не худшее, что я видела за время волонтерства в приюте. Крипистори про облитых кипятком/кислотой/любой другой вредящей хуйней, ломанных-переломанных, до смерти замученных животных я вам расскажу как-нибудь в другой раз.
Второй котейке три месяца, ее нашли в районе аэропорта и блох на ней было больше, чем шерсти. Когда мы ее отмывали, то эти рыжие твари, спасаясь от воды, перебегали на нос и глаза, и тысячи их! Спасибо, что хоть клещей не было.
Но когда кошку почистили, то оказалось, что она очень хорошенькая, с кисточками на ушах и умными глазами. А еще она довольно серьезна для своего юного возраста: фантиком, привязанным на нитку ее не соблазнить.
Первый котенок, в силу возраста, очень доставучий: орет не прекращая и просится на руки. Планирую отдать его со дня на день, иначе намылю веревку и вперед, поминай как звали, к тому же практика, т.е. меня целый день нет дома, ему будет печально. А вот со второй можно повременить, хотя найти хозяев надо железно до конца августа.
Вот, кстати, маленькая истеричка:
фотошопмастер80лвладетектед

***

запись создана: 18.08.2013 в 20:18

@темы: вести с полей, пою, что вижу

---

У меня есть жизнь вне интернета, но лучше бы не. Практика.

От 18.08.2013. Реверсивный Раскольников, антимеркантильный воришка и фефект фикции.

В пятницу была на 105 (убийство). Знаете, я думала, это будет занятно... Но это было просто ОФИГЕТЬ КАК ЗАНЯТНО. А все почему? Потому что подсудимой... почти восемьдесят. Она настолько суперстар, что ее даже под стражу взять не могут, не говоря уже о каких-то более суровых мерах. А меры, с чисто объективной точки зрения, наверное, нужны, потому что старушка убила собственную дочку, нанеся ей две дюжины ударов ножом и добавив сверху полсотни ударов молотком. Я не шучу, это реальные цифры взятые из надзорки!
Блин, даже неловко писать такое в уютненький, а то начинает попахивать чем-то НТВ-шным в стиле "тайны, интриги, расследования, рас-рас!". Но дело действительно необычное, я на следующей неделе попытаюсь вырваться на продолжение, ибо сторона защиты настаивает на судебно-психиатрической экспертизе, что вполне логично, учитывая характеристику по месту жительства и показания свидетелей.
А, кстати, еще я видела пример плохих, очень плохих адвокатов. Тоже убийство, но уже не такое хардкорное и вообще с кучей всяких нюансов и заковырок, т.е. чисто теоретически стороне защиты много было к чему доебаться, но... Адвокатов было трое. Они сидели и... Лучше бы стояли. Где-нибудь за дверью. Потому что плохо, очень плохо. Это заметила даже я - так себе студент, - понимаете? На допросе свидетелей вообще аншлаг был: суперневнятные формулировки вопросов, всевозможные "э-э-э", "а-а-а", козлиное блеяние слова-паразиты, растерянный вид и вообще полное впечатление, что они придумывают вопросы вотпрямщас, на ходу. Я все чаще склоняюсь к тому, что в цикле предметов, изучаемом студентами юридического, очень бы не помешали уроки риторики, а отдельным кадрам не повредил бы логопед.
Еще из забавного - воришка-рецидивист. Реально анекдотический персонаж из той породы, которые тащат все, что плохо лежит. Еще до процесса мне птичка на хвосте принесла кулстори про то, как этот кадр по малолетке вытащил из сейфа супермаркета почти миллион рублей. И знаете, что самое забавное? То, что он не знал, как распорядится этими деньгами. Часть он потратил на сладости, сигареты и выпивку, купил мопед, а потом... Фантазия иссякла и я вам клянусь ребятки, передаю как слышала: он просто бросал деньги вниз с гаражей. Ну разве не прелесть, а? Я вот не устояла и, выбирая между разбоем и антимеркантильным воришкой, выбрала последнего.

От 14.08.2013. Макс - сопля.

Сегодня я из первых так сказать-с рук узнала, как готовить гашиш, где его собирать и как сбывать. А все почему? Потому что ходила на 228. Еле удержалась, чтобы не записать пару нужных телефонов во время оглашения показаний свидетелей
А вообще состояние странное, испытываю постоянную усталость и творческую импотенцию, практика отжирает слишком много времени и сил. В шесть приползаю уже никакая, а надо еще ужин приготовить и на йогу сходить, а там уже ночь и все. Личного времени буквально два часа за которые успеваю написать смехотворный огрызочек текста и помыться. Как люди так живут?
О, ну и чтоб дважды не вставать: извиняйте, что слоупочу с ответами, ибо сижу с телефона, с которого очень геморройно писать. Так что в течении дня я ридонли.
Ожидание недели: пятница, т.к. аж две 105 (убийство) и в обоих случаях подсудимые - женщины. Любопытство сгубит кошку, однако.

От 13.08.2013. Фрейдистские мысли, брутальный мужик, немного о Дерзости.

Забавное наблюдение: у обеих теток-прокурорш, с которыми я ездила в суды, огромные-огромные чорные-чорные джипы. Знаете, были бы они мужиками, я бы подумала, что компенсируют
Мой куратор (?) на всю неделю свалила отдыхать, так что я наконец-то вырвалась с общего надзора. Ур-ра, свобода от сраного ЖКХ, долевого строительства и трудового законодательства.
Правда с интересными делами пока особо не везет: либо закрытые, либо переносятся, либо рассматриваются в особом порядке, но я полна веры в лучшее.
За эти два дня была на 158 (кража), 161-2 (грабеж, совершенный с применением насилия, не опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия) и на 264 (нарушение ПДД), 158-3.
На 161-2, кстати, было забавно. Тетка в состоянии алкогольного опьянения затеяла драку с собутыльницей, а потом смылась в неизвестном направлении, прихватив с собой сотовый телефон потерпевшей и деньги. Самое интересное, что сумма материального ущерба... 700 рублей. Но из-за того, что она судима ранее + на условном сроке, светит ей теперь что-то около трех лет. Видимо, перспектива тюрьмы будит в некоторых людях Дерзость и Резкость (тм), так что вела она себя крайне вызывающе. Что явно не играло в ее пользу
О! А еще я зафанатела с одного судьи, ужасно брутальный дядька, такой, прям как киношный персонаж, настолько фактурная внешность. Я его когда в первый раз увидела, сразу поняла, на кого судейские мантии шили с их безразмерными плечами.
Представьте картину: открывается дверь и заходит маленькая, как девочка секретарь судебного заседания в розовом платье до колен и тоненьким голоском говорит "всем встать, суд идет", а потом в дверной проем влетает огромный мужик в черной мантии до пят, которая развевается как балахон дементра, и венчает это великолепие круглая, почти лысая башка, очертаний Шрека-Валуева в маленьких очочках. На меня в первый раз произвело впечатление.
На подсудимых, судя по реакции, тоже производит.

От 08.08.2013Как Макс ходила в продажный суд и думала о мужской психологии.

Обещанный процесс по убийству перенесли на хрензнаеткогда, поэтому я уж думала, что мне скажут «сасай лалка, иди ксерокопируй, солнце еще высоко», но… не сказали! Вместо этого взяли на 111-1 (причинение тяжкого вреда здоровью), но заранее предупредили, что дело рассматривается в особом порядке (т.е. ускоренно-сокращенном), так что блекджека и шлюх ждать не придется.
Но я ждала. Ждала и… Начну по порядку.
У суда Энского района долгая и славная история. Например, я еще помню те славные времена, когда он заседал в здании... детского садика. И да, первые полгода-год во дворе доме Фемиды была детская площадка, но потом администрация решила, что с качельками несолидно и выпилила ее. А жаль. Но на этом приключения суда Энского района не закончились: здание детского садика было слишком мало для великих свершений, так что правдами и неправдами они выбили себе новое здание… бывшего торгового центра. И все бы ничего, но один острый на язык репортер местной газетенки очень метко охарактеризовал переезд примерно следующим высказыванием: «Наконец-то наше продажное правосудие обрело дом, которого заслуживает». Подъеб зачтен, аффтар жжот!
Но что самое забавное! Здание, переменив назначение, так и не переменило формы, т.е. внутренняя архитектура осталась прежней: торговые павильоны, надписи «порошок уходи», «порошок не входи», широкие коридорчики… Только вместо шмоточек и техники там теперь заседают серьезные дяди в черном.
Кстати о дядях. У судьи была обоссаться смешная фамилия. Правда потом мне сказали, что ударение нужно ставить на первый слог, так что фамилия стала просто забавной. И да, секретарь судебного заседания прямо как в телике говорила «всем встать, суд идет», а потом в дверь входил судья в чорной-чорной мантии и царственно разрешал нам сесть.
Но хватит прелюдий.
А дело было таково: гражданка Икс, почти цитирую «находясь в состоянии алкогольного опьянения, из чувства ревности, на почве внезапно возникших личных неприязненных отношений нанесла своему сожителю гражданину Игреку один удар кухонным ножом, причинив тем самым последнему колото-резаное проникающее ранение брюшной полости со сквозным ранением печени и ранением желчного пузыря». Таки фабула сюжета незатейлива, верно? Гораздо забавнее поведение подсудимой и потерпевшего во время процесса.
Знаете, я много раз читала о и наблюдала вживую ту самую особенность российского менталитета, когда «бьет – значит любит». Т.е. женщины, бывшие жертвами насилия, позже спокойно продолжали сожительствовать с агрессорами, не видя в этом ничего такого.
Тут я обычно включала внутреннего шивиниста и делала фэйспалм, мол бабы – дуры. Однако, что примечательно, правило про «бьет – значит любит», оказывается, работает и в другую сторону.
Тот самый Икс, который «проникающее ранение брюшной полости» с лицом полным вселенской скорби просил у судьи «ну вы сильно ее не наказывайте, она же не хотела так, даже в больницу ко мне ходила», а Икс с лицом побитой собаки подхватывала: «я извинилась, я раскаиваюсь, не наказывайте сильно, пожа-а-а-а-а-алуйста», а у самой живот и справка о беременности. В общем дали ей срок условно.
А вообще это интересная тема – психология жертвы-мужчины, потому что зам. прокурора, с которой я ездила на процесс, рассказала мне еще кучу кулсторей про то, как обиженные жены/сожительницы чик-чик пару метров кишок мужикам, а те потом спокойно возвращались к ним после больниц и судов.
Быть может, это любовь (с).

От 06.08.2013. Макс, начало: королева ксерокса и бумажной рутины восходит на трон

У меня начались эти дни... дни практики
Прохожу я ее в прокуратуре и здесь есть два несомненных вина, ибо: а)не в суде; б)это так близко к дому, что до магазина получается дальше. На этом вины, пока что исчерпываются.
Так, за два дня я в совершенстве овладела искусством ксерокопирования документов, научилась составлять запросы в различные долевые строительные организации, написала целое одно обвинительное заключение в котором не от своего имени разумеется, но обязала некого Пупкина выплатить штраф не поверите! в одну тысячу рублей в связи с нарушением трудового законодательства! Ах, ну и еще я просто богиня отправления дел в надзорное производство
Ходят слухи, что скоро меня постигнет лвл-ап и я открою новую ветку скиллов вроде подшивания дел, составления исковых заявлений, звонков в городскую администрацию и прочее, прочее, прочее...
А, и как же я могла забыть! Практикант ведь - бесплатная раб сила, бессловесная и бесправная. Сплошные "бес", улавливаете? Так что я периодически бегаю в магазин, езжу в суды, набираю воду для цветов... О последнем, кажется, меня больше никогда не попросят, потому что мой взгляд был... Ну, я как бы намекала, что "да, конечно, без проблем, сегодня я наберу тебе воды, а завтра нанесу восемь колото-резаных ран в область грудины".
Светом же в конце тоннеля для меня пока сияет четверг - обещают взять в процесс по 105 (убийство). Надеюсь, это будет весело интересно. Попкорн!

запись создана: 06.08.2013 в 17:59

@темы: вести с полей, немного шопенгауэра

---

Маленькие тайны больших джентльменов

Все началось со статьи о гомосексуальных мотивах в творчестве Д. Финчера, где на примере "Бойцовского клуба" и "Социальной сети" просто и доступно раскладывалась эта тема. Статья мне очень понравилась, но я затупила и не сохранила ее в закладках, о чем очень сейчас жалею, т.к. не могу теперь найти
Но! Это была прелюдия.
А весь циммес в зубах. Точнее в том, что на волне ностальгии я пересмотрела "Социальную сеть" и упоролась по Арми Хаммеру. И его зубам, да. Я не ищу легких путей.
Они замечательные, эти его зубы, они просто невероятные, эти его зубы! Знаете, если бы я была зубной феей, то прилетела бы к нему темной ночью с плоскогубцами и выдрала нахрен все 32 штуки, а потом сделал из них ожерелье.
На этом, наверное, экскурс в страну моих девиантных фантазий можно было бы и закончить, но нет. Ибо за две недели активного подрачивания на чужой прикус я не прочла ни одного фика, удовлетворяющего моим фанатским потребностям. Ни единого! Всяких там Марк/Эдуардо и Шон Паркер/Марк хоть жопой жуй, а с близнецами ну нихренатушки! Только пара драбблов на ФБ2012, да и то все очень скромно и печально
И по старой-доброй традиции я решила погладить свои кинки сама. Нуаче? Тян не нужны, лучший друг - рука, хочешь сделать что-то хорошо, делай сам и далее-далее-далее...
Альтернативы было две: Тайлер/Кэмерон, либо Кэмерон/Марк. Выбор был неочевиден, но проперло почему-то на второе. Не могу сказать, что текст получился охренеть какой клевый, но гештальт завершен, волки сыты, овцы выебаны тоже.
И, конечно, спасибо Тодоро и Рилении, которые не оставили меня в минуту шипперской слабости, подставив крепкое грамотное плечо. Ребятки, вы космос, спасибо
Немного пикспама перед текстом:

Арми, выдрать ему зубы, Хаммер

Реальные братья Винклвоссы, которых он играл

Риалли атлеты под два метра, лица не располагают к светским беседам, так с разбегу и не скажешь, что увлекаются классикой, древнегреческим и латинским языками, не правда ли?)

Они же, но в исполнении Арми Хаммера. Уже симпатичнее, верно?)

Симпсон-версия + что-то отдаленно напоминающее Кисаме

Знаменитый "пижамный выход г-на Айзенберга-Цукерберга

Брр, у Джесси такая ужасная дикция и ОКР во все щели, прям не могу с ним смотреть интервью на пиндосском Хотя в фильмах он мне нравится


Название: Маленькие тайны больших джентльменов
Автор: Maksut
Бета: Тодоро, Rileniya
Фандом: Социальная сеть (The Social Network)
Пейринг: Кэмерон Винклвосс/Марк Цукерберг, Тайлер Винклвосс
Рейтинг: R
Жанр: драма, романс, повседневность
Размер: мини (~1800 слов)
Саммари: Джентльмены из Гарварда не опускаются до покупных статей в газетах, мордобоя и бурных романов с еврейскими миллиардерами. Хотя нет, подождите-ка, кое-что здесь откровенная ложь!.. Но что?
Дискламер: не принадлежит, не извлекаю
Предупреждения: ООС, постканон, обсценная лексика
Размещение: только с разрешения автора
Состояние: завершен
Посвящается: зубам Арми Хаммера и гомоэротическим мотивам в творчестве г-на Финчера
От автора: зарисовка, возможно, выльется в диптих, но не факт.


Тайлеру кажется, что он спит и видит самый страшный сон в своей жизни. Он моргает, трет глаза, щиплет себя за руку, больно, до красноты оттягивая кожу, но все тщетно: это реальность.
Он закрывает крышку лептопа, одним глотком допивает протеиновую смесь и закидывает руки за голову. Мышцы, натруженные за день работы, ноют и просят о пощаде, но Тайлер едва ли замечает этого. Потому что внутри… Внутри болит сильнее.
Он встает со стула и делает несколько кругов по комнате. Его пальцы подрагивают, он пытается занять себя книгой, вчерашней газетой, даже пробует вздремнуть, но куда там – все валится из рук, а тело напряжено, словно перед стартом.
Наконец, четверть часа спустя он не выдерживает, возвращается за стол и открывает лептоп. Секунда-другая, система выходит из режима сна, на экране по-прежнему сине-белым горит окно браузера со вкладкой электронной почты.
От кого: elliotzu314159
Кому: Cameron Winklevoss
23 сентября, 00:36
«Что будем делать, Кэм?»
Тайлер трет переносицу прежде, чем решается открыть приложенные файлы, но все же кликает кнопкой мыши. Фотографии, много фотографий… И за каждую из них редакторы таблоидов перегрызли бы друг другу глотки: перед глазам мелькают сенсации на миллионы и миллионы долларов. Только Тайлеру не до сенсаций, потому что там, на фото, его брат. Он прокручивает колесико мышки и внутренне содрогается от каждого нового изображения.
Кадр: Кэмерон сидит в профиль и над чем-то смеется, запрокидывая голову. На нем костюм, но узел галстука ослаблен, в бокале перед ним вино.
Кадр: Кэмерон идет к машине, прикрывая голову от дождя кожаной папкой для бумаг.
Кадр: Кэмерон в машине, судя по плохому освещению, на подземной парковке, он сидит на водительском кресле, перегибается через коробку передач и целует кого-то, чье лицо скрыто в тени.
Кадр: съемка ведется через стекло, но ясно видно, что брат уже без рубашки.
Кадр: Кэмерон на коленях, спиной к окну, его голова находится между чужих ног, в его волосах белые пауки длинных пальцев.
Тайлер мог бы вообразить, что последний кадр – монтаж, плод чьей-то больной фантазии. Но он знает, что это не так. Спину брата он узнал бы и с закрытыми глазами, так въелся этот рельеф в подкорку за годы гребли в двойке: каждый бугорок, каждая впадинка, топография мышц заучена наизусть.
Это его брат.
Его брат ужинает в ресторане. Его брат идет к машине. Его брат поднимается в их совместную квартиру на Манхэттене, которую они купили на случай мелких интрижек за спинами постоянных подружек… Его брат отсасывает Марку Цукербергу.
В том же, что это именно Цукерберг, Тайлер не сомневается тоже: за месяцы судебных тяжб это хмурое лошадиное лицо прочно прописалось в памяти. Да и кто сейчас не знает этого лица? Лица с обложки «Таймс».
Тайлеру хочется плакать, навзрыд, горько, словно в детстве, когда было очень-очень больно. Хочется кричать, крушить все вокруг. Хочется залезть под одеяло и сделать вид, что ничего этого нет, что все это – чьи-то выдумки.
Но…
Тайлер бьет кулаком об стол, лептоп подпрыгивает, кружка с мутными потеками протеиновой смеси падает на пол и разлетается осколками.
- Эй, ты чего тут творишь? Что-то случи?.. – звучит голос брата за спиной, но тут же замолкает, словно кто-то резко убавил громкость динамиков в ноль.
Звенит металл, Тайлеру не нужно оборачиваться, чтобы понять – это упала на пол связка с ключами.
Но он оборачивается, смотрит брату в лицо. Кэмерон застыл с открытым ртом, его губы побелели, лицо лишилось красок, стало серым, словно бумажным, на виске синевой проступила сетка вен. Тайлер думает, что будет выглядеть так посмертно, в дорогом гробу красного дерева, в черном костюме, обложенный белыми лилиями.
- Откуда?.. Ты взял мой?.. Что ты?.. – Кэмерон начинает вопросы, но не может их закончить, словно ему не хватает сил. Он бросает на пол рюкзак, в нем что-то шуршит, перекатывается.
Кэмерон проходит вглубь комнаты не снимая ботинок. Из кармана у него торчат белые проводки от наушников, на шее, у самого кадыка расплывается бледное красноватое пятно. Словно он натер себе кожу жестким воротником. Или, словно это сходящий засос.
- Ты все видел, - наконец, выдыхает Кэмерон почти беззвучно.
Тайлер кивает, вновь закрывает крышку лептопа, на этот раз резко, громко, кажется, ломая хрупкую технику. Брат вздрагивает от этого звука, в его взгляде мелькает что-то затравленное, почти умоляющее. Мелькает, и сменяется странной тоской.
И это злит Тайлера больше всего, даже больше, чем фотографии.
- Скажи что-нибудь, - требует он, поднимаясь из-за стола и вставая у окна. – Скажи, Кэм, иначе…
В комнате повисает молчание.
- Я… Я не знаю, что… - Кэмерон с силой трет лицо, он выглядит больным и жалким сейчас.
А Тайлер вдруг вспоминает тот их разговор, что состоялся сразу после запуска сайта. Вспоминает, как негодовал Дивья Нарендра, как сам ушел в ванную, чтобы не заорать от бешенства. Вспоминает наивное «Потому что мы – джентльмены из Гарварда» Кэмерона.
Тайлер чувствует себя одураченным, преданным. Он чувствует себя девчонкой, которую поимели в ночь вечеринки, а наутро выставили за дверь даже не дав одеться.
- Джентльмены… - повторяет он, словно пробуя это слово на вкус. – Ты поэтому не хотел с ним судиться, верно? Ты…
- Нет, не поэтому! - почти кричит брат.
- Да? А почему же? Расскажи, я ведь имею право знать, почему ты спишь с ублюдком, который нагрел нас на миллиарды!
- Тогда все было иначе, тогда я даже подумать не мог, что… - Кэмерон прячет лицо в ладонях, сгибается пополам. – Черт, я тогда даже не знал, что могу с мужчинами!..
На этот раз лицо прячет Тайлер – он прижимает ладонь ко лбу, чтобы не видеть брата, кожа на ощупь горячая, влажная. Кажется, у него начинается жар.
- Это началось уже после суда, - вдруг негромко и очень спокойно говорит Кэмерон. - Помнишь, ты уезжал тогда с отцом, и мне пришлось все улаживать самому? Как-то раз, на выходе из адвокатской конторы, мы столкнулись с Марком, и я спросил у него, почему он это сделал. Марк ответил, что просто хотел, чтобы в нашей жизни хоть раз все пошло не так, как мы задумывали. Знаешь, я тогда подумал, что мог бы размазать его по стенке, а он… Он посмотрел на меня и сказал, что его достали эти адвокаты и что он не ел со вчерашнего вечера. А я как раз был с утренней техники гребли, у меня заурчало в животе, я расхохотался, это было нервное… И мы пошли есть. Не в ресторан, даже не в кафе, а взяли по хот-догу в ближайшем парке. Знаешь, ему и вправду плевать на эти деньги. Он был в толстовке, в той же самой дурацкой синей толстовке, в которой мы привели его в клуб в день нашей первой встречи. Она была растянутая, вылинявшая, а на рукаве дырка. Он капал соусом, был колючий, но какой-то очень настоящий. Не такой, как все эти…
Кэмерон смотрит на него, как делает обычно, когда не может подобрать слов. И Тайлер как всегда понимает, о чем он: о приторном, вязнущем на зубах обществе жополизов в дорогих костюмах, в которое им с головой пришлось окунуться после выпуска.
- Мы пересекались еще раз или два у адвокатов, потом встретились совершенно случайно на каком-то мероприятии в Пало-Альто, я тогда был не в духе, потянул на тренировке руку, вышел на балкон подышать, а там Марк. Я хотел уйти, а он вдруг посмотрел на меня как-то странно и сказал, что Эрика Олбрайт выходит замуж.
Кэмерон замолкает и улыбается как-то рассеянно и очень светло, словно вспоминает что-то очень хорошее.
- Так все и началось.
Тайлер смотрит на брата и все никак не может понять: как?
Кэмерон, его Кэмерон, помешанный на академической гребле, латинском языке и фортепиано… Старомодный, болезненно вежливый, всегда одетый с иголочки Кэмерон… И это субтильное, сколиозное недоразумение в тапочках и старой толстовке?
- Я бы набил тебе морду, как тогда, в семнадцать, - говорит Тайлер и чувствует, как кулак вспыхивает фантомной болью. В тот раз он выбил брату зуб, а сам три месяца промучился с гипсом. – Но ты и без меня в полном дерьме.
- Дерьмовей некуда, - соглашается Кэмерон.
- А что твой… Марк? Это ведь он, elliotzu314159, верно? Его второе имя Эллиот, я помню это из судебных бумаг. А числа – первые шесть цифр числа пи. Тоже мне мастер шифровки…
Брат кивает, а потом, глядя куда-то в сторону, говорит:
- Нас… Марка шантажируют. Он решил отделаться малой кровью, даст ему столько денег, что тот за жизнь не потратит.
- А что, если?..
- Если он опубликует? – Кэмерон улыбается нервно, его губы будто прошивает судорога. – Мы знаем его имя, у нас лучшие адвокаты в мире… Мы лишим его всего.
Но Тайлер почти не слушает того, что говорит брат, в его ушах эхом множится это спокойное, привычное, такое уверенное в своей силе «мы».
И в этот момент он вдруг понимает: брат влюблен. Влюблен как никогда, как последний мальчишка.
- А что будет потом? Ты же… Вы же понимаете, что не сможете вечно?.. Что рано или поздно вам придется!..
- Я знаю, знаю! Но я не могу отпустить это. Я пробовал! Честно, пробовал много раз, но это сильнее меня.
Тайлер подходит к брату и опускается рядом. Кожа дивана скрипит, он чувствует запах улицы и дождя, исходящий от Кэмерона: в чужих волосах застыли крошечные капли влаги, ткань одежды потемнела, сцепленные в замок пальца проступили четким рельефом вен и жил.
Он вспоминает, какие мозолистые эти пальцы, какие жесткие. Как у него самого.
Он вспоминает, где были эти пальцы… и рот. Изображения с фотографий застыли перед глазами, Тайлер хотел бы отмотать время вспять и вновь погрузиться в блаженное незнание. Хотя… У Кэмерона, оказывается, искусана нижняя губа – тонкие струпья подживающих ранок почти незаметны. И круги под глазами. И что-то нездоровое во всем облике.
Тайлер не умеет врать брату. То же самое он думал о Кэмероне… Но все оказалось совсем не так. Сколько раз за прошедшие годы он лгал ему? Сколько раз говорил, что уезжает к подружке или по делам, а сам несся через полстраны к мужику, что поимел их на херову кучу денег на глазах у всего мира?
- А как же Вики? А Эбигейл? А Кристина? – Тайлер загибает пальцы, перечисляя всех девушек брата, каких только может вспомнить. Получается не так уж много, ведь Кэмерон всегда был таким… умеренным. Приличным. Консервативным.
В те моменты, когда не стоял на коленях перед Марком Цукербергом и, судя по лицу последнего, делал ему лучший отсос в жизни.
- Они мне нравились.
- Но не так как он, да? – не может сдержаться Тайлер.
А брат, вопреки всем ожиданиям, просто размыкает губы и роняет:
- Да.
- Но ты ведь даже не гей.
- Я никогда не засматривался на парней в душевых, если ты об этом.
Они с братом сидят так близко, что соприкасаются коленями. Тайлер думает… Думает…
- Черт! Да ты хотя бы засадил этому говнюку?!
Но Кэмерон не смущается, не отводит взгляд. Он только криво усмехается.
- Да.
- Это… обнадеживает.
Брат фыркает, в его лице прорезается то самое, опасное, темное, полное азарта.
- Он поимел нас, я иногда имею его, у судьбы точно есть чувство юмора.
Тайлер откидывается на спинку дивана, бьет брата в плечо. Тот заметно расслабляется, закаменевшая линия спины смягчается, тревожная складка меж бровями исчезает.
- Знаешь… Жизнь такая странная штука.
- Знаю Кэм, знаю. Но мы же Винклвоссы, джентльмены из, мать его, Гарварда. Прорвемся.
- Джентльмены… - Кэмерон повторяет это слова медленно, задумчиво, словно пробуя на вкус. – Джентльмены.

@темы: fiction, R

---

Откуда дровишки? С фикбука вестимо.

UPD: В свое оправдание скажу, что я муд...ээ, у меня практика, волчанка и нейросифилис.
И все же! Я продолжаю заглядывать в чужие профили. Уже не в надежде найти что-то стоящее в плане чтения, но с твердым намерением поржать. И сейчас вы поймете почему.
Осторожно, уровень фикбука крайне высок!
Начну с наиболее распространенного и безопасного "Хомо фикбукус начинающий"

Далее наблюдаются ароморфозы типа хордовых (с) незначительные изменения организма в сторону усложнения структуры и дифференциации членов:

Подоконник и плед в ассортименте

Затем небольшая деградация до самообличения:

Далее стадия фаллической акцентированной концептуальности в стиле Бр-бр-бродского:

Значительный эволюционный скачок до хомо эректуса с активной гражданской позицией:

Стадия острого бунтарства, нигилизма и отрицания:

Ну и венец инженерной мысли эволюционного гения, развившийся до состояния сверххищника в своем ареале обитания:

Вот и ходи после этого на фикбук... Ходи, ходи!


Иногда заглядываю в профили людей, что подписываются на меня на фикбуке и... не могу не замечать интересных тенденций.
С дайри это мода на Тлен и Безысходность уже ушла, в вот умы обитателей иных локаций, как посмотрю, штурмует полным ходом.Куда ни плюнь, нуар, налет из гранжа, легкий флер чернухи, изысканный аромат пафоса и тертости жизнью...Вот субъективное топ-N самых странных и часто встречающихся в профилях:

- мизантропия (ах,Артур, а ведь еще лет 7 назад мы и подумать не могли!);
- громкое заявление о решительном, бескомпромиссном грамматическом нацизме... с ашипками, да, даже теми, которые вижу я;
- культивация лени в промышленных масштабах (о чем любят с апломбом заявлять с порога);
- предупреждение о том, что они "видавшие все на свете заядлые слешеры", а далее пометка о возрасте... 15 лет;
- абсолютная, выставляемая напоказ безграмотность, которую не только не стыдятся, но словно бы даже гордятся, мол мы тут такое пишем, что к черту форму, главное ведь содержание;
- очень эмоциональная запись о том, что "только слеш, только хардкор!", а ниже, в авторском профиле - гетный фанфик NC-стольконеживут;
- еще один сорт взаимоисключающих параграфов: сначала нам говорят, что очень гостеприимны и дружелюбны, а ниже перечислен список из over 9000 тыщ пунктов, за которые можно отхватить по зубам в особо циничной форме;
- предупреждение о том или ином психическом расстройстве (чего я только не видела... шизофрения, ОКР, СДВГ, социопатия, социофобия, и это только начало);
- мания величия;
- самоуничижение (часто коррелирует с предыдущим пунктом...как именно, вам лучше не знать, та химера ужасна на вид);
- стихи (лирические)... о себе. В стиле "Я – женщина, а, значит, я – актриса", только с поправкой на фандомность;
Во такие дела, малята (с)

P.S. Желающим ощутить дыхание пиздеца на своей шее - вэлком.

Знаете, мне кажется, в параллельной вселенной, где Земля балансирует на радуге и пони, что стреляют лазерными лучами из глаз в зомби, мой генно-модифицированный, в дрова упоротый мескалином клон мог бы создать что-то подобное.
Убедитесь, что за вашей спиной никого нет, а спецслужбы не наблюдают за вашим монитором из соседнего окна через театральный бинокль. И...
Гомосексуализм для детей (учебник с картинками)
Энджой

запись создана: 07.07.2013 в 19:42

@темы: вести с полей, пою, что вижу, кричите громче, вас не слышно!

---

Бзз

Последние сутки прошли под знаком тельца в Венере температуры, боли и смутного желания выблевать кишки и чего-нибудь схавать одновременно. Но четырнадцать часов сна сделали свое дело: утро нового дня я встречаю обновленной, просветленной, достигшей катарсиса. Аминь.

Про ос

О! А еще у меня полный дом ос! Их было штук десять, не меньше, они летали по кухне, делали "бззз" и поджирали остатки клубничного варенья. Я пыталась их деликатно изгнать при помощи полотенца, но они были слегка отупевшие от съеденного сахара, летали из стороны в сторону, врезались в меня, в стены, в мебель... В итоге мне стало их жаль и я решила: пущай остаются.
У меня к осам вообще какие-то до странного нежные чувства, я нахожу их миленькими (хотя и не такими миленькими как пчелы), мне нравится их креативная расцветка, пропорции тела и то, что они убивают других насекомых.

Про шингек

И я, наконец, посмотрела аниме Shingeki no Kyojin. Это реально круче, чем мангf! В том плане, что в динамике и цвете титаны реально впечатляют! Мне предсказуемо понравился Ривай (шипперю Ирвин/Ривай), а из титанов самый ламповы, имхо, бронированный. В аниме, в отличие от манги, у него довольно пропорциональное рукам/ногам туловище и момент, где он пробивал стену Роза просто ух!

@темы: околофандомное, вести с полей, кинкообразующее предприятие

---

Бодхисаттва под одеялом

В догонку к посту о дзене.
Обычно я не читаю тексты на фикбуке, да и вообще у меня с фикшеном в последнее время не ок, но в этот раз не удержалась: увидела шикарный скрин про оторванные соски:

26.07.2013 в 17:56

Пишет  Imp_ch_r:

Я должен был это заскринить

хочу, чтобы истерика была не только у меня

И пошла по следу из конфет, а там... Там дзен как он есть.
Мне кажется, этот автор постиг Бодхисаттву.
Жанр: философия

@темы: околофандомное, вести с полей, немного шопенгауэра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра