Бездуховное порно (с)

[maksut-fiction]

Название: Уроки полового воспитания
Автор: Maksut
Бета: без вычитки
Тип: слеш
Персонажи: Имаеши Шоичи/Сакурай Рё
Жанр: быт, романс
Рейтинг: NC-17
Размер: мини (2700 слов)
Саммари: написано по заявке с Kuroko no Basuke kink: «Имаёши/Сакурай. Наслаждение стеснением Сакурая, неспешное лишение девственности, и вообще заказчик будет благодарен за опытного Имаёши и трепетного шоту Рё».
Примечания: Автор позволил себе немного отойти от условий заявки, непосредственного "лишения девственности" (если вы имели в виду проникающий секс) нет, но зато присутствует "опытный Имаеши" в ассортименте.

Имаеши Шоичи семнадцать, но уже два года он плотно сидит на игле сексуальной зависимости.
Как так получилось, он и сам не знал.
Наверное, это случайность.
Случайный бар, неожиданное знакомство, приятное продолжение…
Имаеши благодарен своему росту и низкому голосу: никто не даст ему меньше двадцати. Никто не завернет его на фейс-контроле и не откажет в выпивке. Никто не устоит перед его обаянием и колким, злым чувством юмора.
Имаеши всего семнадцать, но он уже знает все тонкости одноразовых сексуальных контактов. В кошельке – дежурный презерватив, в маленьком отсеке сумки – антисептик местного действия и смазка, в кармане – мятная жвачка… Кажется, он сбился со счета.
Его первый был иностранцем.
Крепкий бельгиец… или швед? Светловолосый, голубоглазый, должно быть манекенщик, на него тогда пялилась половина бара, а подошел он именно к нему. Взглянул коротко и остро из-под светлых ресниц, улыбнулся.
Шоичи не понадобился даже ломанный школьный английский. Пока одноклассники смотрели порно-ролики в интернете и листали мангу для взрослых, он потерял свою девственность в тесной кабинке туалета.
И не сказать, чтобы это было плохо.
Это было откровенно хорошо.
Так хорошо, что уже на следующие выходные его снова потянуло в тот бар. И как-то незаметно он стал завсегдатаем подобных тусовок.
Иногда его приглашали на частные вечеринки. Вечеринки, где рекой лился алкоголь, а журнальные столики были белыми от кокаиновой пыли.
К счастью он был слишком умен, чтобы пускаться во все тяжкие. Спорт и строгий отец привили ему зачатки самодисциплины.
Шоичи улыбается: упоминание отца и собственного гейства в одном предложении всегда его веселило. Имаеши-старший двадцать шесть лет жизни отдал военной службе и был убежденным консерватором. Возможно, именно поэтому мать от него и сбежала. Сбежала от них.
Возможно, поэтому сам Шоичи предпочитал проводить свободное время в прокуренных барах и постелях незнакомых мужчин.
Кто знает.
Жизнь – странная штука.
Именно об этом Шоичи думает, когда на очередной вечеринке встречает Сакурая в обнимку со смутно знакомым татуированным парнем.
– Шоичи! – кричит татуированный через весь зал, перекрывая голосом музыку. – Привет!
Ах да, кажется, между ними случился вполне приличный минет. Неужели это повод для такой фамильярности?
Когда Шоичи, лавируя между людьми, пересекает зал, Сакурай сравнивается цветом со своей белой футболкой. Неизвестно, что пугает его больше: куча потных, извивающихся тел на огромном диване посреди комнаты или неожиданная встреча со своим капитаном.
– Привет, – дежурно улыбается Шоичи и бросает пробный камень: – Какими судьбами?
– Да вот, решил вытащить братишку погулять, – пьяно смеется татуированный и треплет Сакурая по волосам. – Прикинь, старшеклассник, а целыми днями сидит за книжками или мячом по кольцу долбит!
– Надо же, – изображает удивление Шоичи, а потом кивает в сторону дивана, где отдельные личности от петтинга плавно переходят к полноценному сексу. – Я-то думал, молодежь нынче предпочитает долбить по другим кольцам.
Сакурай стремительно краснеет и отводит взгляд, татуированный смеется как ненормальный, расплескивая пиво из помятой банки. Судя по нездоровому блеску глаз и странным, суетливым движениям, брат тихони Рё не чужд миру цветных таблеток и белого порошка.
Шоичи оценивает свои шансы на сохранение конфиденциальности, они достаточно высоки. Сакурай далеко не дурак болтать направо и налево о том, кого именно он встретил в столь сомнительном месте.
Шоичи просит его извинить и уходит в туалет. Он не закрывает дверь на щеколду, за столько времени в одной команде они научились понимать друг друга без слов.
– Извините… – первое, что бормочет Сакурай, робко проскользнув в туалет.
Имаеши едва сдерживается, чтобы не закатить глаза.
– Я думал, ты единственный ребенок в семье.
– Д-да, единственный. Это Наото, он мой двоюродный…
– Ясно, – обрывает Шоичи поток бессвязных объяснений. – Твой Наото едва на ногах стоит, отведи его домой и уложи спать.
Сакурай кивает головой, словно китайский болванчик, еще раз извиняется и робкой тенью просачивается за дверь.
Шоичи умывает лицо холодной водой, пару раз несильно шлепает себя по щекам, чтобы привести в чувство. Улыбка не сходит с губ все это время.
Ему было семь, когда он услышал старую английскую пословицу: “Смейся — и весь мир будет смеяться вместе с тобой, плачь, и ты будешь плакать в одиночестве”. С тех пор Шоичи предпочитает иметь на своей стороне большинство.
Мысли вновь возвращаются к делам насущным.
Дело не в том, что Сакурай может кому-то разболтать, ведь по итогу в грязи вымажутся оба. Дело в том, что впервые две жизни Имаеши Шоичи вдруг оказались так критически близко друг к другу.
Шоичи вдруг понимает, что прежде не принимал свои ночные похождения всерьез. Словно все это было во сне. Цветные коктейли, чужие руки под рубашкой, короткое, но яркое удовольствие… Все это было нереально.
Но теперь у его “нереальности” появился свидетель.
Шоичи закрывает глаза, перед мысленным взором предстает Сакурай. Испуганный, озирающийся по сторонам Сакурай, которого явно шокирует обилие выпивки и сексуальная раскрепощенность.
Наверное, такой и должна быть реакция старшеклассника на увиденное.
Однако сам Шоичи может лишь гадать.
***
Сакурай избегает его.
На паркете. На уроках. На переменах.
Но от него так просто не отделаться.
Сакурай вздрагивает, когда Шоичи подходит сзади и кладет обе руки ему на плечи.
– С-семпай? Простите, я…
– Как твои дела? – не слушая его бормотания, спрашивает Шоичи. – Как самочувствие? Я стал реже видеть тебя на тренировках, что-то случилось?
Шоичи улыбается, зная, как нервирует людей эта его привычка. Плечи Сакурая под его ладонями становятся каменными.
– Ну что же ты, расслабься. Хочешь, я сделаю тебе массаж?..
Сакурай не успевает ответить – Шоичи с силой разминает твердые мышцы. Раздается протестующий писк, но разве это возражение?
– Тише, Рё, помолчи.
Шоичи нравится, каким очаровательно беспомощным становится Сакурай в его руках, замирает, словно пойманная птица, боясь пошевелится, как обмякает, послушный его воле.
Шоичи захлестывает ощущение узнавания: покорность Сакурая похожа на капитуляцию любовника согласного отдаться.
Шоичи усилием воли убирает руки от согревшихся, ставших пластичными и податливыми мышц.
– Не бойся меня. Не избегай. Все хорошо.
Сакурай смотрит на него снизу вверх. В этом взгляде нет страха. Нет сомнения.
Шоичи понимает: Сакурай хочет его.
Неосознанно, на уровне голого инстинкта пока что недоступного разуму, но похоть уже проклюнулась в почве чужого целомудрия.
Скоро настанет время пожинать ее плоды.
***
Он слишком худой, думает Шоичи.
Футболка висит, на шее проступают острые углы позвонков, запястья – словно у девчонки.
Шоичи предпочитает парней покрепче. Вроде Вакамацу. Или Аомине. Парней с мускулистыми руками, широкими плечами и каменно-твердыми ягодицами. Парней, от которых пахнет сексом, потом и уверенностью в себе.
Словом, парней непохожих на Сакурая.
Шоичи принюхивается: Сакурай пахнет свежей выпечкой и, почему-то, горьковато – резиной.
Ах да, им завезли новую партию мячей, Сакурай тренируется до обморочного состояния, так боится подвести команду.
Шоичи интересно, что рассказал Сакураю его татуированный брат.
Все и в подробностях? Или только намеками?
Шоичи собирается на вечеринку. Черная рубашка, черные джинсы, спортивные часы на темно-красном ремешке – цвета Тоо.
Покинуть здание общежития после закрытия – проще простого. Едва поступив в академию, он снял копии со всех ключей и пластиковых пропусков, нашел слепые зоны у камер.
Шоичи давно не занимался сексом, сладкий наркотический зуд разливается под кожей и копится в паху.
Ему почти грустно от того, кем он стал.
Ведь он всегда был разумнее прочих, расчетливее и умнее.
Всегда, но не сейчас.
***
Татуированный братец Сакурая лежит на диванчике в прихожей. Судя по нитке слюны, протянувшейся от губы до подбородка, он уже готов. Шоичи проверяет пульс и дыхание, жить будет.
Сакурай находится в глубине квартиры. На него наседает крепкий мужик лет тридцати, судя по интимному объятию, дело стремительно движется к постели.
Сакурай изрядно пьян и выглядит так, будто вот-вот расплачется. Или взорвется и устроит драку. С ним никогда не угадаешь.
– Вот ты где, я уж потерял, – улыбается Шоичи и мягко высвобождает Сакурая их чужой хватки. – Простите за беспокойство, мой парень перебрал. Надеюсь, у вас с ним не было проблем?
Мужик кривится, как от зубной боли, качает головой. Шоичи прекрасно его понимает: Сакурай симпатичный, а свежие лица и еще не растянутые задницы в их тусовке на вес золота.
Шоичи крепко берет Сакурая под локоть и ведет сквозь переполненную гостиную. Он знаком с хозяином квартиры и знает, что ключ от дальней спальни тот держит под напольной вазой.
Шоичи открывает дверь и вталкивает Сакурая в комнату. Тот не стоит на ногах, валится на кровать и тут же засыпает.
Забавно, но Сакурай тоже в черном: футболка, джинсы, легкая куртка под кожу. Он кажется чужим, незнакомым. Особенно так, с закрытыми глазами.
Шоичи вздыхает, садится на край кровати. Его не покидает чувство, что прямо сейчас он влипает во что-то серьезное.
– Не уходите, – раздается тихий голос, когда Шоичи берется за ручку двери. – Не оставляйте меня здесь.
– Притворялся спящим? Грязно играешь, Рё.
– Простите…
– Знаешь, когда человек просит прощения слишком часто, его слова теряют в силе.
– Изв… – Сакурай затыкается.
– Уже лучше, – улыбается Шоичи. – Попробуй делать так чаще.
Шоичи выходит из комнаты, взгляд Сакурая жжет спину. Подумав, он запирает спальню, а ключ просовывает под дверь.
Сакураю нужно время прийти в себя.
Шоичи тоже нужно отвлечься.
Этой ночью он снизу.
Он не часто практикует проникающий секс. Еще реже – позволяет кому-нибудь быть сверху.
Но взгляд Сакурая все не идет из головы, Шоичи решается на крайние меры: ничего не может отвлекать больше, чем чужой член в заднице.
***
Оказывается, Сакурай умеет врать.
Тренер говорит, что тот заболел и пропустит тренировку. Шоичи едва сдерживается, чтобы не закатить глаза.
Знает он эту болезнь.
На тренировке остро не хватает вкусного бенто, Аомине голоден и пластом лежит на матах в дальнем углу, если подойти ближе, слышно, как урчит у него в животе. Даже их с Вакамацу переругивания кажутся вялыми, словно они делают это для галочки.
Сакурай живет один, его соседа госпитализировали месяц назад – нервный срыв на почве подготовки к экзаменам.
Имаеши громко стучится, ждет долгих две минуты.
– Простите, мне нездоровится, – наконец, слышится жалобный стон из-за двери.
– Не нужно было смешивать и понижать, был бы как огурчик, – жизнерадостно отвечает Имаеши.
Дверь приоткрывается, в образовавшейся щелке видно зеленое лицо Сакурая.
– Простите, семпай, я не думал…
– Верно, ты вчера не думал. Совсем не думал.
– Извините…
– Извиняю, – с улыбкой кивает Имаеши и, не слушая вялых возражений, проходит в комнату. – Но впредь будь умнее.
Почему-то он думал, что у Сакурая в комнате должен царить идеальный порядок. Он ошибался.
– Вот это да, я такого даже у Вакамацу не видел, – присвистывает Шоичи, оглядывая покосившиеся стопки книг и стол, усыпанный мятой бумагой.
– Простите, я… у меня не всегда так грязно, – тихо отвечает Сакурай и опускает голову.
Шоичи не дурак, он умеет делать выводы.
– Ты гей?
Лицо Сакурая из зеленого плавно становится малиновым.
– Я… я…
– Твой татуированный братец – стопроцентный гей. Тусовки, на которые он тебя притаскивает – стопроцентно гейские. – Вывод?
Сакурай молчит долгие полминуты, а потом отвечает негромко, но в голосе его слышится странная твердость.
– Имаеши-семпай – гей?
Шоичи хмыкает. Правильный вывод, но не тот, что нужен.
– Верно. Но речь не обо мне.
– О вас, семпай.
Вот как.
Шоичи достаточно разбирается в людях, чтобы понять: Сакурай на финишной прямой, его не отвлечь и не переубедить.
На протяжении всего своего капитанства ему не раз приходилось принимать спорные решения. Это решение тоже нельзя назвать однозначным.
Шоичи делает шаг вперед и кладет руки на теплые плечи. Сакурай смотрит на него огромными больными глазами, с бледного лица не сходит страдальческое выражение.
Все как всегда.
И кое-что новенькое.
Сакурай целуется робко, очень деликатно, словно бы даже в поцелуе продолжая свои бесконечные извинения. Поцелуй девственника, как мило.
Шоичи крепко обнимает ладонью теплый затылок, подходит вплотную, упираясь грудью в грудь. Поцелуй становится глубже, в нем появляется страсть.
В наступившей тишине чужой стон кается оглушительным. Сакурай отступает назад, его лицо и даже шея пылают. Он нервно оттягивает футболку ниже, но Шоичи все понимает.
– Предлагаю не затягивать с этим, – говорит Шоичи, снимая пиджак.
– Простите, не понимаю…
– Ты ведь хочешь попробовать? – Шоичи изо всех сил давит ухмылку, понимая, что важно не спугнуть Сакурая. – Сейчас у нас есть отличная возможность заняться твоим половым воспитанием.
– В-воспитанием?
Шоичи понимает, что дальнейшие разговоры лишь украдут у них время и решительно притягивает Сакурая к себе. Тот ломается томительно долгую минуту, но все же сдается.
Шоичи валит его на разворошенную постель и, наконец, дает волю ухмылке. Сакурай не то вздыхает, не то всхлипывает, в этом звуке поровну страха и похоти.
Он и вправду слишком худой: под футболкой обнаруживается гладкая светлая кожа, россыпь родинок на груди и впалый живот. Никакого тебе рельефа, никаких бугорков и впадин, которые так нравятся Шоичи.
Впрочем… У Сакурая очаровательные соски. Маленькие, нежно-розовые, атласно-гладкие на ощупь, дьявольски чувствительные. Сакурай прогибается в пояснице и пытается закрыться, когда Шоичи скользит по ним языком.
Забавно.
Шоичи прикусывает сосок, катает его между пальцами.
– Не надо, пожалуйста!..
– Больно?
– Нет… просто странно.
– Привыкай. Тебе понравится, – смеется Шоичи и опускается ниже, к едва заметной дорожке волос от пупка к поясу брюк.
Ему любопытно, какой у Сакурая член. Маленький или большой? Прямой или изогнутый? Наверняка нежно-розовый, не слишком большой, но с симпатичной, крупной головкой.
– Нет!..
Сакурай хватается за трусы так, словно это круг брошенный утопающему.
– Тише, тише. Все хорошо, – успокаивает его Шоичи, по миллиметру высвобождая из побелевших пальцев тонкую ткань белья. – Закрой глаза, сосредоточься на том, что ты чувствуешь.
Пальцы разжимают стальной хват, трусы падают на пол.
Десять из десяти, Имаеши Шоичи.
Достаточно длинный, но тонкий, с крупной, будто ягода клубники головкой, с нежной венкой на боку. Все как рисовало воображение. Шоичи облизывает губы, сглатывает ставшую вязкой слюну.
Сакурай громкий и вертлявый, приходится крепко взять его за бедра.
Сакурай безумно чувствительный, отзывчивый, приходится запихать ему в рот угол одеяла.
Отсасывать девственникам – одно удовольствие. Неизбалованные ласками, впадающие в исступление от самых простеньких приемов… Шоичи расслабляет горло и насаживается ртом так глубоко, как только может.
Сакурай охает и смотрит в потолок невидящим взглядом. Шоичи прекрасно его понимает: первый в жизни минет, да сразу с заглотом…
– Простите, я!.. – Сакурая мелко потряхивает, его лицо искажает предоргазменная мука.
Шоичи ускоряет темп, оглаживает поджавшиеся яички, скользит пальцами ниже, с нажимом проводя по тугому кольцу сфинктера.
Сакурая подбрасывает от этой нехитрой ласки, выгибает и тащит прямиком к иссушающему оргазму.
Шоичи нравится это ощущение: горячие струи бьют в небо, в язык, в горло… Спермы много, она вяжет и горчит. Имаеши секунду катает ее во рту, размышляя, а потом глотает, вытирает губы.
– Ну вот и все, а ты боялся, – смеется Шоичи вытягиваясь рядом с притихшим Сакураем.
– А как же вы?..
– А что я?
– А вы не?..
– Не хочу ли я ответной любезности?
– Ну, да…
– Хочу. Но заставлять не буду. Минет, знаешь ли, дело добровольное.
Шоичи буквально видит, как крутятся шестеренки в голове Сакурая, как тот мучительно, но верно перебарывает врожденную стеснительность и привитую строгими родителями стыдливость. Очаровательно.
– Можно мне?..
– ...пососать мой член?
Сакурай вспыхивает болезненно ярко, отводит взгляд, но упрямо кивает.
– Дерзай. Только с зубами поосторожнее.
– Хорошо.
Сакурай сползает ниже и долго копошится с пряжкой ремня. Шоичи быстро надоедает эта мышиная возня, он отстраняет чужие руки и все делает сам.
– Черт… – только и может выдохнуть Сакурай, когда перед его лицом оказывается член.
– Что, в фантазиях все было проще?
Сакурай растерянно кивает, тупит долгую минуту, а потом все же берется рукой за основание члена. Руки у него приятно теплые, да и хват крепкий, правильный.
– Давай, это не сложно, – подбадривает его Шоичи.
Сакурай глубоко, словно перед погружением под воду вдыхает и наклоняется вплотную. Розовый язык скользит от основания до головки. Сначала нерешительно, но с каждой секундной все смелее.
Пожалуй, с точки зрения техничности это самый паршивый отсос в жизни Шоичи: Сакурай сбивается с ритма, постоянно останавливается, чтобы глотнуть воздуха, кашляет и капает слюной… Но все же есть в этой неопытности что-то такое, отчего у Шоичи поджимаются яйца и сладко ноет пониже копчика.
Шоичи запускает пальцы в мягкие волосы и задает ритм.
– Расслабь горло, обхвати губами плотнее, используй язык...да, вот так...Ай! Ну не в уретру же!
– Простите…
– Полижи под головкой, – просит Шоичи и Сакурай старательно лижет.
Кончить можно от одного только зрелища припухших губ на собственном члене. Шоичи вновь погружается в нежную влагу чужого рта и через пару резких фрикций изливается внутрь.
Сакурай смотрит на него огромными глазами, явно не зная, что ему делать.
– Хочешь – глотай, хочешь – выплюнь. Мне не принципиально.
Сакурай со скоростью света добегает до стола и выплевывает сперму в кружку с недопитым чаем. Шоичи вытягивается на кровати и представляет, как сперма клубится в темно-янтарной жидкости, постепенно забеляя весь чай.
– Иди сюда.
Сакурай робко укладывается с карая постели, но Шоичи властно притягивает его к себе.
– Добро пожаловать во взрослую жизнь, – зевая, говорит Шоичи.
Сил нет даже на то, чтобы улыбнуться, он выпит до дна. Сакурай зевает и уютным калачиком сворачивается рядом.
Погружаясь в дрему, Шоичи лениво размышляет о том, что так даже удобнее – не нужно будет тайком покидать общагу и тереться в сомнительных тусовках.
Сакурай, конечно, будет долго ломаться, краснеть и извинятся, но что-то подсказывает Шоичи, что у них все получится.
В конце концов, сексуальная зависимость передается именно половым путем.