[maksut-fiction]

Прошло 10 лет с моего первого фика и вот... первый ориджинал.
Так странно писать без оглядки на канон, без привязки к чужому видению персонажей, сюжета и мотивации.С одной стороны это дает абсолютную свободу, а с другой... слегка дезориентирует. Очень странное чувство.
Давно хотела написать что-то в такой брутальной стилистике, что-то очень отличное от гладенькой и уютненькой стилистики фанфикшена, в котором не очень принято мочь в гиперреализм.
Если честно, то я и сама не знаю, чем тут все кончится. Но буду рада вашей поддержке


Название: В темной-темной комнате
Размер: миди
Категория: слеш
Жанр: бытовуха, ангст
Рейтинг: NC-21
Предупреждения: чернуха, насилие; автор не разделяет антисемитские взгляды героев
Краткое содержание: Шел девяносто девятый год, на останках недостроенного коммунизма расцвел новый бизнес - похищение людей. Прайс: солдаты – 300$, женщины и дети -1000$, офицеры и специалисты – до 5000$. Сколько дадут за сына израильского дипломата?
Размещение: свободное

Глава 1.
За окном разрасталась снежная мгла. Подсвеченная оранжевыми фонарями она казалась отсветом далекого пожарища. Неяркий свет одинокой лампочки выхватывал из сумрака скудную обстановку: стол, два колченогих табурета, переносную газовую плитку с кастрюлькой, пожелтевший календарь за позапрошлый год.
Лицо Хохла в неверном свете казалось рябым и круглым, как луна. Лоб его лоснился, нос и уши были не раз ломаны, губы смыкались в презрительную линию. Светлые водянистые глаза смотрели лениво и равнодушно. Мысленно он уже давно грел брюхо на Кипре.
− Че, кто идет?
Андрюха встрепенулся, отодвинул граненный стакан с остатками водки. Похлопал себя по карманам и достал гладкую латунную пятирублевку.
− Решка – ты.
Хохол согласно кивнул, утирая пот со лба рукавом. Андрей подбросил монету, прижал ладонью.
− Ну еб твою мать…
− Цыц! – прикрикнул на него Хохол беззлобно и плеснул себе еще.
Андрюха убрал монету, нехотя встал. Достал оцарапанный пластиковый поднос, поставил на него теплую кастрюльку с варевом, порезал грубыми кусками полбулки бородинского, налил в пластиковую полторашку воды из-под крана.
− Не балуй его, разожрется! – напутствовал его Хохол.
Андрюха мотнул головой, снял с гвоздя связку ключей на веревке и двинулся вместе с подносом в полумрак коридора. Прошел до конца, отпер решетчатую дверь, закрыл ее за собой, спустился вниз по лестнице. Подвал встретил его тишиной, запахом плесени и сырой земли.
Андрюха поставил поднос на пол, пошарил рукой по стене. Замигал и загорелся свет. В конце вытянутого помещения виднелась ржавая железная дверь.
Он тяжко вздохнул, натянул на лицо шапку с прорезями для глаз и рта.
За дверью тихонечко заскреблись.
Андрюха трижды ударил в дверь носком тяжёлого армейского ботинка. Возня затихла. Он отпер дверь и задержал на секунду дыхание. Из комнатушки пахнуло немытым телом, мочой и спертым воздухом.
Переждав пару секунд Андрюха, пригибаясь, ступил внутрь, поставил поднос на пол и толкнул его вперед.
Жиденыш стоял к нему спиной, положив тощие руки на стену. Худой, босой и жалкий, в грязном свитере и оборванных спортивных штанах, он выглядел хуже, чем любой из виденных Андрюхой попрошаек.
Невольная, непрошенная, кольнула жалость. Андрюха быстро взял себя в руки.
− Еда. Вода. Давай ведро.
Металлическая цепь зазвенела. В пластиковом ведре плескались моча и дерьмо.
Андрюха скривился, но ведро взял, попятился к выходу. Его остановил тихий шепот.
− Мне надо…надо помыться.
Андрюха кивнул на пластиковую полторашку:
− Мойся этим. Ведро же у тебя есть второе.
− Мне бы голову… не могу, чешется. Вши может…
Андрюха поставил ведро, медленно приблизился. Жиденыш наклонил голову и раздвинул неопрятные пакли волос. Кожа на его голове была розовой, в коростах. На корнях волос виднелся белесый налет вроде жирной перхоти.
Андрюха молча вышел, запер за собой дверь.
Хохол доедал шпроты, облизывал жирные от масла пальцы.
− Не буянит?
− Смирный.
− При тебе-то всегда смирный. Бьешь его что ли в тихую?
Андрюха мотнул головой. Жиденыша он никогда не бил, даже голоса не повышал. В отличие от Хохла, который любил поорать и потыкать в ребра палкой для острастки.
− Надо бы отмыть его. Вши завелись. Чешется весь, всю башку себе до струпьев расчесал.
Хохол крякнул, хряпнул водки.
− Вши на башке – не мандавошки на хуе!
Андрюха хмыкнул.
− Отзвоню Руслану. Может что прикажет.
Хохол посмотрел на часы, встал из-за стола, покачнулся. Его смена закончилась, официально заступал Андрюха.
− Бывай.
Хохол натянул на голову шапку, поднял ворот стеганной куртки и растворился в снежной буре.
Андрюха закрыл за ним дверь.
Потянулись долгие двадцать четыре часа.
***
Андрюха не считал себя плохим парнем.
Просто ему не повезло.
Мать умерла, когда ему было двенадцать, остался только отец, да полоумная бабка. Батя держался сколько мог, тянул его, пока не прикрыли единственный на весь город завод. Без работы и денег он быстро упился до цирроза, да так и сгинул в пьянке.
Андрюха остался с бабкой, ушел в армию с первым призывом. Там давали одежду, кормили и говорили, что делать.
Вернувшись на гражданку, он нашел опустевший дом и невзрачную могилу – бабку обнаружили соседи, ее похоронили за счет государства. Андрюха с год тыкался по всем местам. Работал грузчиком на овощебазе, охранником в ночном ларьке.
А потом про него вспомнил дальний родственник по материнской линии дядя Коля. Точнее Николай Геннадьевич – отставной офицер.
Они встретились в кафе в центре города. Андрюха чувствовал себя неловко среди красиво одетых людей, тканевых скатертей и белых салфеток. Он прятал мозолистые руки с грязными ногтями в карманах, завистливо разглядывал ключи от новенькой иномарки, лежавшие на столе.
Дядя Коля тем временем лечил его. Хорошо, качественно. Обещал красивую жизнь и непыльную работу. Андрюха слушал его, развесив уши. Блеск перспектив манил его. Графинчик водки они уговорили быстро. За ним пришел второй, потом третий. К исходу вечера Андрюха был готов на все.
Так он очутился на этом складе на окраине города. Смена сутки через трое, деньги дважды в месяц.
Работа и вправду непыльная: вари кашу, набирай воду в бутылку, выноси дерьмо.
И главное – не спрашивай.
Ни о чем.
Андрюхе стукнул двадцать один год. С первой зарплаты он купил себе зимние ботинки на овчине взамен армейских, синтепоновую дутую куртку, набрал жратвы на месяц вперед.
Есть он стал лучше. Но спать – не в пример хуже.
Ему часто снились огромные черные глаза Жиденыша на осунувшемся остреньком лице. Его тихий плач за дверью. Белые зарубки на стене.
Андрюха не считал их, но примерно прикинул, что пленник в подвале уже с полгода.
Дважды Андрюха видел его сильно побитым. Хохол говорил, что тот пытался повесится на простыне. В это верилось охотно. Хотя при Андрюхе тот вел себя смирно. Был исполнителен, тих. Только иногда просил чего-нибудь.
Андрюха не отказывал. Ему было не сложно зайти на рынок, купить Жиденышу пару яблок, сахар в кусаках, дешевых сканвордов…
Месяц тянулся за месяцем, шла смена за сменой.
Выкупа не было, ничего не менялось.
***
В одну из смен Хохол кинул ему пакет с логотипом аптеки.
− Помой его, пока я тут.
Андрюха заглянул внутрь – там был шампунь от вшей, частый гребень и кусок хозяйственного мыла.
− Этого мало, − покачал головой Андрюха. – Его нужно будет переодеть и поменять матрас. Иначе опять начнется.
− Тебе не похер?
Хохол зевнул, хрустнув челюстью, посмотрел на часы.
− Вали уже, у меня электричка через час.
− А где его мыть-то?
− Можно прямо в отстойнике. Там раньше фуры драили, где-то шланг валялся, поищи.
Андрюха сунул пакет в карман, снял со стены связку ключей.
В отстойнике и вправду нашелся шланг. Повозившись с вентилями, Андрюха настроил среднюю струю воды, откопал сравнительно чистую ветошь.
По-хорошему Хохол тоже должен был присутствовать на помывке, но был слишком ленив. Лишь оставил дверь в каморку открытой, чтобы услышать шум.
Андрюха в глубине души был даже рад этому. С ним Жиденыш вел себя спокойно, не рыпался лишний раз. Хохол же его не любил – частенько тыкал в тощие бока палкой, бил по спине и по ногам. Просто так, ради забавы.
− Идешь со мной. Помоешься и сразу обратно. Бежать не думай, там наверху все с оружием. Опять побьют. Понял?
Жиденыш кивнул, отвернулся и выставил тощие руки за спиной. Андрюха защелкнул на костлявых запястьях браслеты, опустился на корточки и снял кандалы с грязных лодыжек. Стараясь не касаться волос, завязал Жиденышу глаза черной тканью.
Они поднялись наверх без проблем, Андрюха пристегнул Жиденыша к металлической трубе кандалами. Они были короче, давали сделать только два шага.
− Без фокусов, − сказал Андрюха и снял с него наручники, развязал повязку.
Жиденыш зажмурился от яркого света, присел, испугавшись открытого пространства. Бешено закрутил головой. Андрюха сел на перевернутое ведро, достал из кармана пакет и швырнул его вперед.
− У тебя полчаса.
Жиденыш затрясся, из его глаз покатились слезы. Он достал коробку с шампунем и дрожащими руками развернул инструкцию.
Андрюха внимательно следил за каждым его движением.
Жиденыш разделся по-солдатски быстро – оттолкнул свое тряпье в сторону. Поднял шланг над головой и зажмурился. С волосами он возился долго – от природы кудрявые, они скатались в колтуны. Из гребня посыпались пластиковые зубья.
Андрюха вздохнул, достал из кармана складной нож.
− Руки перед собой, прижми к стене, − скомандовал он.
Жиденыш с ужасом посмотрел на нож в его руке.
− Я колтун тебе отрежу, не боись.
Жиденыш медленно положил руки на стену, вжал голову в плечи.
Превозмогая отвращение, Андрюха копошился в мокром месиве из волос, нащупывал комки и срезал их.
− Все, мойся дальше.
Без колтунов дело пошло быстрее. Жиденыш намылил голову шампунем и принялся остервенело мыть тело и чесаться отросшими ногтями. Он скоблил грудь, бедра и густо заросший волосами пах. Тер бруском мыла в подмышках, между тощими ягодицами.
Под грязью обнаруживалась бледная кожа в рыжеватых веснушках. Россыпь родинок на левой лопатке. Безобразный шрам на боку – от ожога.
Мокрые волосы стекали по плечам, в худом лице Жиденыша читался тусклый проблеск удовольствия.
Он мыл голову уже в пятый раз, расчесывая кожу до крови, жадно пил воду из шланга. Наконец, оглянулся нерешительно, указал на свое тряпье.
− Можно?..
Андрюха посмотрел на часы.
− Десять минут.
Жиденыш присел на корточки, начал стирать одежду. Худая спина ощетинилась позвонками. Когда он закончил, Андоюха кинул ему кусок ветоши.
− Вытрись.
Дрожа, Жиденыш обтерся, обернулся к стене и положил на нее руки. Понятливый.
Андрюха отконвоировал его в подвал. Неожиданно белокожий Жиденыш контрастировал с замызганным матрасом.
Андрюха сделал себе зарубку в памяти на следующую смену.
− Спасибо, − вдруг тихо сказал Жиденыш.
Андрюха не нашелся, что ответить и вышел молча.
***
В следующую смену Андрюха приволок пыльный спальник, оставшийся от отца, любившего по молодости ходить в походы. Затем он принес огрызок карандаша, нижку в мягком переплете, пару шерстяных носков.
Хохол над ним посмеивался, Серый, крутил пальцем у виска. Дядя Коля смотрел неодобрительно, но молчал.
− Ты его ебать что ли собрался? Чего кудахчешь-то над ним? – в одну из пересменок спросил Хохол.
Андрюха вспыхнул злостью, набычился, словно готовясь к драке:
− Ты кого пидором назвал, хохляра?!
Хохол, не ожидавший от обычно спокойного Агдрюхи такого напора отступил на шаг назад.
− Да шучу я! Ты чего? Шутка юмора такая!
Андрюха разжал кулаки, посмотрел исподлобья.
− Давай без этого!
− Понял я, понял… Ты сдурел что ли?
Андрюха зыркнул зло, давя в себе остатки ярости. Хохол счел за лучшее быстро одеться и выскользнуть наружу, в снег.
Андрюха закрыл за ним дверь, плотнее задернул занавески.
Сел за стол и уронил голову на руки. Мучительный стон разнесся по коморке.
Обычно Андрюха не пил в одиночку, только в компании. Но сейчас потянуло нестерпимо.
Он налил себе с полстакана, выпил махом, закусил черствой краюхой.
Слова Хохла плескались в нем глухой злостью.
Не на Хохла – на себя.
За то, что прав был Хохол, хоть и стрелял в воздух, но попал.
Вот только о Жиденыше Андрюха никогда не думал так. Никак он о нем не думал. Просто жалел пацана по-человечески. Мыл, кормил, не бил.
А тут…
Вспомнились тощие ягодицы, сморщенный член с поджатой от холода мошонкой, россыпь родинок на плече… Лицо окатило жаром стыда.
Он бы никогда!
Водка горячим комом упала на дно желудка, стало теплее, спокойнее.
Андрюха зажмурился, опустил голову на стол.
Вспомнились теплые деньки под Знаменском, в Астраханской области. Жаркое южное лето, звездное небо, каптерка и сладковатый душок местной марихуаны. Его сослуживец Тимур, с которым он сдружился еще в учебке, принес пару самокруток из увала.
Они тогда скурили все разом, их накрыло мягко, но неумолимо. Андрюху развезло так, что он не мог встать с мешков, лишь вяло моргал, с трудом разлепляя глаза.
Моргнув в очередной раз, он вдруг увидел над собой лицо Тимура. Спокойное и гладкое, с раскосыми черными глазами и высокими скулами.
Андрюха забыл, как дышать, когда их губы встретились.
Тимур целовал его, кажется, вечность. У Андрюхи закружилась голова от нехватки воздуха, он надсадно закашлялся.
И все кончилось.
Им оставалось полгода до дембеля.
После этого странного случая их дружба сошла на нет. Андрюха начал сторонится Тимура, старался даже не смотреть в его сторону.
Лишь под конец, за пару дней до дембеля Тимур поймал его в той же каптерке, взял мягко за локоть.
− Не сердись на меня, − сказал он тихо.
− Я не такой… не такой! Не трогай меня!
Андрюху опалило стыдом и злостью, он грубо вырвал руку, толкнул Тимура в грудь. Тот покачнулся, но удержался на ногах, его лицо исказилось, словно от боли.
Через два дня Тимур вернулся к себе в Ахтубинск, через неделю демобилизовался и сам Андрюха.
Он мог соврать другим, но не был приучен врать себе.
Бывая с женщинами или работая рукой под одеялом, он невольно вспоминал жар того дикого, неестественного поцелуя. Терпкий запах забористого косяка, мягкую настойчивость чужих губ, колкое прикосновение щетины… Его раз за разом окатывало стыдом. Но вместе с ним приходила разрядка – упоительная, мощная.
Андрюха ударил по столу кулаком, отчего грязная посуда подпрыгнула. Тусклая лампочка замигала.
В груди заметалось душное чувство, Андрюха вскочил на ноги, заметался по комнате.
Дурак, какой же он дурак…
Водка нашлась заныканной на стеллажах. Это явно был схрон Хохла – тот больше всех любил заложить за воротник на смене. Андрюха сковырнул цветастые бумажки с горлышка, открыл и отпил. Не закусывал, лишь утирал горящие губы рукой.
Беспокойство внутри унялось.
Стены комнатушки зашатались, надвинулись грязным, замызганным великолепием ближе. Андрюха привалился к дверному косяку, сорвал с гвоздя связку ключей.
Его вело.
Он спустился вниз, трижды ударил ногой по железной двери. Внутри завозились.
Андрюха вошел внутрь, не чувствуя ни запаха, ни привычного укола жалости в груди.
Жиденыш стоял в своей обычной позе у стены. Андрюха чертыхнулся, натянул на голову шапку с прорезями. Надо же, чуть не забыл…
Жиденыш тонко вскрикнул, когда Андрюха грубее обычного выломал ему запястья наручниками. Он был тише обычного, явно чуя, что визитер не в себе.
Андрюха отстегнул кандалы, толкнул Жиденыша вперед.
− Помывка, − пробубнил он.
Помещение склада встретило их холодом и молчанием, из шланга вялой струйкой лилась вода. Андрюха ловко перестегнул Жиденыша к трубе, сдернул с его лица повязку, кинул в неловкие руки пластиковый аптечный пакет.
− Мойся.
Жиденыша не нужно было просить дважды. С его предыдущей помывки прошел месяц, он снова оброс грязью и нервно чесался.
Андрюха сел на перевернутую коробку, вытащил из-за пазухи бутылку. Ему было жарко от выпитого, пришлось расстегнуть жилет. Лицо под шапкой мучительно потело и чесалось.
Жиденыш мылся деловито и быстро, понимая, что такая милость не продлится долго. Он кажется, еще похудел, хотя в прошлый раз казалось, что дальше некуда.
Андрюха видел его в газете и по телеку. На фотографии Жиденыш был словно из другой жизни: загорелый, широкоплечий, с ровными белыми зубами. Красивый.
Андрюха засунул водку за пазуху, встал и перекрыл вентиль.
− Хватит.
Жиденыш не смотрел на него, сверлил взглядом пол. Дрожащий, с комом мокрой одежды в руках, он казался еще жальче обычного.
Андрюха сообразил, что не прихватил в этот раз с собой ветоши. Покрутил головой, думая, чем обтереть Жиденыша. В голове некстати всплыл вкрадчивый голос дяди Коли, который обещал им кары Египетские, если пленник умрет.
− Стой так. Не двигайся.
Андрюха быстрым шагом ушел в каморку, порылся там среди тряпья. Нашел чью-то сменную футболку и вернулся назад.
Жиденыш при его появлении вжался в стену. Андрюха сразу почувствовал, что что-то не так. Не рискнув приближаться, он схватил обрез трубы.
− Ты что удумал? Бежать хотел? – зашипел Андрюха и ткнул Жиденыша концом трубы в живот. Тот согнулся пополам и закашлялся. – Ну-ка к стене!
Жиденыш не без труда разогнулся, встал в привычную позу у стены. Что-то было не так.
Андрюха прищурился, вся водка словно разом выпарилась из него.
Пальцы на правой руке Жиденыша были неестественно напряжены, сведены вместе. Словно тот зажимал между ними что-то.
− Брось!
Андрюха ткнул Жиденыша трубой под ребра, тот вздрогнул и об пол что-то тихо звякнул.
Гвоздь… это был ржавый кривой гвоздь. Наверняка подобрал с пола, пока Андрюха ходил за футболкой.
− Бежать надумал? – Андрюха упер трубу в мокрый висок, повел ею выше, тыкая в левую ладонь. Там на месте мизинца у Жиденыша уже давно зарубцевалась культя. – Хочешь еще?
Жиденыш сжался, словно от удара, в ужасе замотал головой.
− Нет! Пожалуйста!
Андрюха подошел совсем близко, звякнул металл трубы. Жиденш зажмурился и беззвучно шевелил губами. Молился. Его сердце стучало так громко, что весь склад наполнялся этим звуком.
Андрюхе разом ударила в голову вся выпитая водка, он провел трубой по мокрому затылку, по плечу в родинках, по худой спине, прогибу в пояснице. Остановился. Ниже были тощие белые ягодицы. Труба, оставляя хлопья ржавчины двинулась во влажную расселину.
Жиденыш окаменел.
Андрюха наблюдал за собой со стороны. Он стал заложником своего пьяного тела.
Труба со звоном откатилась в сторону. Ладонью он повторил ржавую дорожку от затылка вниз. Кожа у Жиденыша была холодная, мокрая, словно у пойманной лягушки. Гладкая. В светлых веснушках.
Андрюха надавил ребром ладони между белых ягодиц, почувствовал жар. Повернул ладонь, ощупывая пальцами мягкую кожу, сморщенную тугую дырку.
Жиденыш неожиданно осел вниз. Он беззвучно рыдал, сотрясаясь всем телом. Корчился на мокром бетоне, жалкий и тощий, поджимал колени к груди, закрывал руками голову. Он шептал что-то на чужом языке.
Андрюха резко, словно по щелчку пришел в себя.
Отступил в ужасе, ему в лицо стыдом и ненавистью дыхнула жаркая южная ночь.
Он отвернулся, снял с лица шапку с прорезями и остервенело растер лицо.
Жиденыш замер, будто отлитый в бетоне. Андрюха кое-как натянул шапку обратно.
− Вставай. Ничего тебе не сделаю. Вытирайся и пошли.
Жиденыш словно не слышал его. Лежал, свернувшись в тугой клубок.
Андрюха несильно отоварил его по ребрам. Боль привела Жиденыша в чувство. Он завозился, обтираясь. Неловко встал к Андрюхе боком – явно боясь повернуться спиной.
Вниз они спустились без проблем. Андрюха запер дверь и прислонился к ней затылком. Голова пульсировала. Такого быстрого похмелья с ним еще не случалось.
***
Дядя Коля любил нагрянуть внезапно.
Мог ранним утром, мог посреди ночи.
Он сразу шел вниз, заставлял Жиденыш раздеваться догола. Внимательно осматривал его, заглядывал в рот, проверял ступни. Словно скотину на рынке, перед покупкой.
Шел седьмой месяц.
Хохол и Серый роптали, Андрюха мрачнел.
Жиденыш стал боятся его как огня. Жался в угол, молчал, вздрагивал. Андрюха же, сам не понимая зачем, пытался вернуть все как было. К новому году принес старые треники, три мандаринки и шоколадных конфет.
Но его доброта только больше напугала Жиденыша. И Андрюха сдался – махнул на все рукой.
Дела у дяди Коли, видимо, шли неважно. Он приезжал все реже, был злее обычного.
Напряжение росло, копилось грозовыми тучами.
Андрюха уже и забыл о блеске обещанных золотых гор. Просто таскался как на службу – исполнительный, немногословный.
Дни шли один за другим, по новостям все реже говорили о Жиденыше. Листовки, расклеенные по городу, пожелтели и ободрались.
Заступив однажды на смену Андрюха сразу почувствовал – что-то не так.
Хохол был резче обычного, отчего-то не посмотрел в глаза, когда прощался. Лишь бросил напоследок:
− Поменяй ему бинт утром.
Андрюху окатило тревожное чувство.
Он поспешил вниз, стукнул ногой по двери, отпер. К привычному запаху примешался новый – ржавый, густой дух свежей крови. Жиденыш лежал спиной к нему, баюкал руку и тихо скулил. Запястье его было перемотано побуревшим бинтом.
Андрюха поставил поднос на пол, подошел ближе.
− Эй, ты как?
Жиденыш вздрогнул, заскулил громче, содрогаясь всем телом.
Андрюха замер, не зная, что делать. Он потоптался у матраса и вышел. Обыскав каморку, нашел обезболивающее и вернулся вниз.
− На, выпей. Полегчает.
Жиденыш никак не отреагировал. Тогда Андрюха крепко взял его за плечо и повернул к себе. Сердце сжалось от непрошенной жалости, пришлось сцепить зубы плотнее, чтобы не выругаться.
Теперь на левой руке пленника недоставало двух пальцев.
Андрюха почти силой затолкал Жиденышу в рот две таблетки, прислонил пластиковое горлышко к губам.
− Давай, пей. Станет лучше, хоть поспишь.
Жиденыш глотнул воды и впервые за долгое время посмотрел ему в глаза.
− Меня ведь не отпустят. У папы нет столько денег, − сказал он неожиданно четко и твердо. – Убей меня сейчас. Скажи, что я хотел бежать.
Андрюха вздрогнул, отстранился.
Жиденыш прижал искалеченную руку к груди и беззвучно заплакал.
− Пожалуйста. Я не могу так больше… пожалуйста…
Андрюха попятился, закрыл тяжелую дверь на ключ и прислонился к ней спиной. Стянул шапку, растер вспотевшее лицо.
Он вдруг понял, что Жиденыш был прав – его не отпустят.