Мужество! Стойкость! Хардкор!
Перетаскиваю конкурсные работы.
И да, что-то у меня в последнее время в фичках ни наркоты, ни педофилии, ни даже мало-мальской пропаганды суицида. Офигеть какая я законопослушная... Пора исправляться
Название: Время перемен.
Автор: Maksut
Бета: Square_Horizon
Персонажи: Хатаке Какаши, оригинальные персонажи.
Рейтинг: PG
Жанр: action, повседневность, элементы детектива
Размер: 7 735 слов
Дисклаймер: не принадлежит, не извлекаю.
Предупреждение: AU в рамках канона, ООС по желанию, таймлайн – предканон. Написано для I тура Фанфикеров-Лузеров.
Саммари: Шиноби и гражданские – аверс и реверс одной жизни, в которой все не то, чем кажется на первый взгляд. У каждого клана есть скелеты в шкафу: сумеет ли Хатаке Какаши избавиться от своих?
От автора: благодарю замечательную Square_Horizon за поддержку и понимание.
читать дальше
Глава 1. Свои и чужие.
Тетсуо не любит дом на окраине: заросший сорной травой, с черными провалами окон и обветшавшей крышей, он всегда наводил на него необъяснимую, ползущую ознобом по спине жуть. Да еще и эта история… В памяти сразу всплывает ухмыляющееся лицо Дайске.
- Глупости все это, глупости, - шепчет Тетсуо и крепче стискивает ручки тяжелой холщевой сумки. – Дайске врун.
Но сердце просто так не успокоить – оно колотится тяжело, отдаваясь стуком где-то у самого горла, бьется, словно в клетке, словно в предчувствии… И Тетсуо сдается – сворачивает с дороги и, бережно поставив свою ношу на камень, присаживается рядом, обхватывая себя вдруг озябшими ладонями. Ну зачем? Зачем Дайске рассказал ему тогда все эти ужасы?
Эх, Дайске, Дайске… А еще старший брат называется! Тетсуо тяжко вздыхает и, хмуро глянув в сторону темнеющего на холме двухэтажного здания, решительно встает с нагретого солнцем камня. Страшилки страшилками, но домой ему без денег путь заказан – мать отвесит звонкий подзатыльник, а потом все равно велит отнести сумку в злополучный дом, да стребовать платы за заказ.
Тетсуо и раньше ходил этой дорогой до яблоневого сада за рекой, но еще никогда прежде она не казалась ему такой бесконечно длинной и крутой. Наконец, взобравшись на холм, он останавливается, чтобы отдышаться, а потом, набравшись смелости, поднимает взгляд на слепые пятна забитых досками окон.
При виде этой темной и мрачной громады память услужливо возвращается на несколько лет назад. Воспоминания подобны приливным волнам – сильные, неудержимые, они накрывают Тетсуо с головой и он сдается.
***
В первый и в последний раз он видел дом так близко почти четыре года назад, когда Дайске с приятелями вздумалось померяться смелостью, и они решили забраться внутрь. В тот день Тетсуо по обыкновению хвостиком таскался за братом и, разумеется, подслушал шушуканье компании и попросился со старшими, пригрозив все рассказать матери, если те не возьмут его с собой.
Старшие, разумеется, пытались запугать его, но Тетсуо твердо стоял на своем, так что брату, в конце концов, пришлось смириться и взять его с собой. Позже он жалел о своем упрямстве, но в тот день был горд собою: он идет вместе с компанией Дайске в страшный дом на холме! Все друзья обзавидуются!
Но радость его была недолгой, потому что стоило им только подойти к заброшенному дому на добрых двадцать метров, как сердце Тетсуо предательски зачастило. Сейчас-то он понимал, что уже тогда, будучи несмышленышем, он нутром чуял зло, исходящее от этого места… Но Дайске лишь усмехнулся в ответ на его испуганный взгляд и первым перемахнул через хлипкую, едва-едва держащуюся ограду.
- Ну что, уже струсил? – поддел его Кенто, гаденько ощериваясь острыми, словно у куницы зубами.
Тетсуо сжал руки в кулаки и нахмурился. То, что Кенто отчасти был прав больно резало по самолюбию, но и отрицать собственный страх было глупо… Каждый в деревне знал, что в заброшенном доме творились страшные вещи, а про колодец на заднем дворе так и вовсе ходили истории одна страшнее другой.
- Смотри сам в штаны не наложи! - полушутливо полусерьезно поддел его Дайске и положил руку на плечо оробевшему Тетсуо. – Да не бойся ты, мы только одним глазком на колодец глянем и назад.
Приободренный Тетсуо закивал – от руки брата по плечу волнами распространялось тепло, и старый дом больше не казался таким уж страшным.
- Ладно, все за мной! – скомандовал Дайске и, зачем-то пригибаясь, быстро побежал в сторону полуразрушенной веранды.
Им ничего не оставалось, как последовать за ним.
В тот раз они действительно даже не стали заходить в дом – лишь облазили умирающую под натиском плюща веранду и пробрались на задний двор, в поисках того самого колодца.
Колодец там действительно был. Большой, круглый, выложенный светлым, редким камнем, накрытый тяжелой даже на вид крышкой… Несколько секунд они стояли как вкопанные, внимательно разглядывая трещины, избороздившие деревянное тело круглой крышки. Первым встрепенулся Дайске.
- Ну что, - делая шаг вперед и разминая плечи, сказал брат. – Кто со мной – тот герой. Кто без меня…
Все остальные, не сговариваясь, сделали шаг вперед.
Чтобы сдвинуть крышку, им пришлось налегать со всей силы, напрягаться до мокрых пятен на груди и спине, прежде, чем она поддалась и сдвинулась на считанные сантиметры. Когда им в нос ударил острый запахом плесени, подземелья и застоявшейся воды, все отпрянули.
- Давай так оставим, - сказал Кенто, утирая блестящий влагой лоб. – Тяжеленная зараза же! А в щелку вроде как и видать все…
Все покивали, соглашаясь и даже Дайске, ухмыльнувшись, дал согласие. Тетсуо, стоявший чуть в стороне, вдруг отчетливо понял: дело не в крышке, а в том, что никому не хочется открывать этот колодец полностью… Первым, разумеется, стал смотреть Дайске, и Тетсуо, невольно, восхитился его храбростью. Еще бы! Его-то брат точно ничего не боится! Ни колодцев, ни того, что внутри…
- Ну? Что там?! – не выдержали они, когда Дайске, приникнув к щелочке, застыл без движения.
- Там… - прошептал брат.
- Что?!
- Там нечто…
- Да что там?! Не томи!
- Нечто ужасное… - все тем же замогильным шепотом сказал брат. – Это что-то… Невыносимо…
Тетсуо почувствовал, как горло стягивают тугие обручи тревоги и сделал полшага назад.
- Невыносимо вонючее! – вскрикнул Дайске и прыгнул в их сторону, растопырив руки. – Отвратительно вонючее!
Все они, отпрянувшие было, нервно рассмеялись и только брат заливался искренним, звонким смехом.
- Попались! Повелись, дурачье!.. – стонал он от смеха, падая на траву. – Ой, не могу!.. И ты, Тетсу, туда же…
- Да чтоб тебя! – в сердцах крикнул Кенто и, развернувшись, быстро зашагал в сторону селения. – Пошли отсюда, нечего нам в этой развалюхе делать… Лучше пойдем к Наоки, ему брат из столицы кунаи настоящие прислал!
Тетсуо растерянно наблюдал, как стремительно пустеет задний двор и только брат оставался неподвижен – лежал на траве и, улыбаясь, глядел в небо.
- Ты чего? – потянул его за рукав Тетсуо. – Пошли отсюда, а? Пошли к Наоки…
- Ну этого Наоки, - отмахнулся Дайске, не сводя темных глаз с безоблачного небосвода. – Его брат с шиноби якшается… А от этих только и жди, что беды.
Тетсуо покивал, хотя тогда еще и понятия не имел, почему от шиноби нужно ждать беды
- Ложись, - хлопнул Дайске смуглой ладонью по травяному ложу. – Хочешь, я тебе всю правду расскажу? Не дурацкие байки, которых Кенто от своего пьянчуги папаши нахватался, а настоящую, истинную историю?
Тетсуо снова закивал – ему всегда нравились истории, рассказанные братом. Кроме тех, скабрезных, которые про Юми с соседней улицы и тех, которые Дайске выдумывал на скорую руку, чтобы посмеяться над ним.
- А точно правду скажешь?
- Точно-точно, - заверил его Дайске. – Мне эту историю еще дед рассказал.
Деда Тетсуо помнил хорошо – тот умер только позапрошлой весной от неизвестной лихорадки и всегда говорил только правду, что так не нравилось матери, говорившей, что без полуправды не бывать торговле, а, значит, и риса в их чашках.
- Дело было давно, - устраиваясь поудобнее, начал брат. – Ты тогда еще даже не родился, а у меня зубов было как у нашего Старика-советника и вечно мокрые пеленки…
Тетсуо прыснул и зажал рот ладонью, чтобы не перебивать Дайске.
- И жила в ту пору здесь, на холме, семья: муж, жена и их дети погодки. Вот только семья то была необычная – они пришли к нам издалека, дед говорил, что откуда-то с севера, чуть ли не из самого Огня бежали от войны и тамошних демонов,…
- Демонов? – не выдерживает Тетсуо.
- Демонов, - брат резко садится и, взяв в руки палочку, чертит на свободном от травы клочке земли странное чудовище с ушастой башкой и огромным, ветвистым хвостом. – Вот такая штука. Дед говорил, что то был демон о девяти хвостах, призванный уничтожить мир.
- Но…з-зачем?
- А кто их разберет, этих шиноби? – презрительно морщится Дайске. – Племя сами себе на уме, кровожадные, дикие, словно звери. Дед клялся, что на севере, в скрытых деревнях есть такие места, где дети держат кунаи в руках прежде, чем палочками есть научаться.
- Но какой толк от детей? – не веря, спрашивает Тетсуо.
- Какой-какой, никто же не ожидает, что ребенок может быть убийцей! – с важным видом хмыкает Дайске. – Переоденется такой в оборванца или в циркача, в толпе потеряется, а потом как раз!.. И нет дайме.
Тетсуо сглатывает, представляя, как обряженный в лохмотья ребенок, словно свинью на бойне потрошит какого-нибудь богача.
- Но почему… почему тогда брата Наоки отдали в шиноби?
- Ну что ты как маленький, - треплет его Дайске по макушке. – Первого сына мать Наоки по молодости, да по большой любви где-то нагуляла, вот и избавилась, чтобы позором своим всем глаза не мозолить… Наверное думала, что он там и помрет – какой из сына ткачихи убийца? А нет, прижился видать…
Брат замолкает, уставившись в небо. Тетсуо негромко кашляет в кулак и напоминает:
- Ну а что там про демонов?
- А, про демонов… Демонами себе голову не забивай – то морока шиноби. Они их призвали, им и отвечать перед их гневом… А что до дома, то эти беглые из Огня прибились к нашему селению. Правда странные были, никто с ними общаться даже не хотел, а уж когда выяснилось, что мужик-то из шиноби, из бывших, так и вовсе чуть не выгнали. Только наш дед за них заступился, сказал, пусть живут на холме, а к нам не суются. Вот они и ушли сюда, за пару лет выстроили вот это, - Дайске обводит руками громаду темного здания. – Представляешь? Вот силища-то у мужика была, целый дом строил один! Эх, да чтоб этим шиноби пусто было… Лучше бы строили, чем убивали.
- А что потом?
- А потом что-то с этим мужиком случилось. Говорили, что он духами стал одержим – из дома совсем перестал выходить, наши только его жену видели, всю исхудавшую да очерствевшую, она спускалась изредка в селение, меняла дичь на одежду или травы какие редкие. А потом и она потерялась, заместо нее стала дочка их старшая ходить. Дикая совсем была, красивая, говорят, с волосами белыми как снег и глазами серыми, ледяными. Ну наши парни ее и заприметили, а она как зверь – ни цветов, ни сладостей не берет, только глазами-ножами своими сверкает и зубы скалит. Один раз ее даже снасильничать хотели, да куда там нашим!.. Отбилась, да еще и трофеи прихватила – у всех по одному уху посрезала, старики-то потом шутили, что мол ишь, добрая какая попалась, а могла бы чего и пониже оттяпать...
Тетсуо медленно кивает - перед его внутренним взором так и стоит картина с беловолосой дочкой шиноби в ожерелье из отрезанных ушей на тонкой шее.
- Ну наши парни, ясное дело, такого простить не могли. Как-то вечером выпили все крепко, похватали первое, что под руку попадется и гурьбой ринулись на холм, вершить суд. Хмельные да храбрые, врываются они внутрь, а там… Все в крови! И пол, и стены, и даже потолок – и тот в отпечатках чьих-то босых ног… Наши потом говаривали, что муж то ихний, совсем спятил – всех прирезал, никого не пощадил.
- И даже детей своих?..
- И даже детей. Дочку нашли первой, она у самого порога лежала, вся изломанная, да распотрошенная. Словно искали у ней внутри что-то – всю вывернули, всюду разрезали... И сердце забрали.
Тетсуо закрывает глаза и проглатывает горький ком в горле.
- Даже волосы ей отрезали – скальп сняли. Сусуми, который в ту пору уже врачевать начал, сказал, что она еще живая была, когда потрошить ее начали, и даже сопротивлялась – все ногти свои пообломала и даже зубы и те сломала.
Тетсуо едва может сдержать нервную дрожь и незаметно придвигается чуть ближе к брату, а тот, вопреки ожиданиям, не смеется – подгребает к себе, крепко обнимая поперек груди.
- А сын их младший, тихий был, его и видели-то пару раз всего. Его тоже убили – голову отсекли. Чисто-чисто, что бритвой срезало. Поговаривали потом, что мол голову-то эту в колодец бросили…
- А жена?..
- А жена тоже мертвая: удар в сердце, аккурат меж ребрами... И только его тела не нашли, поэтому и решили, что он всех убил, но дед наш почему-то в это не верил, говорил, что не брехня это все, что не мог он такого, да над родными…
- А ты? – с неизвестно откуда взявшимся жарким, болезненным любопытством, спрашивает Тетсуо. – А ты веришь, что это он?
- А чего бы мне и не поверить? Детей с женой нашли? Нашли. Мужика не нашли, хотя искали… И вообще, он же шиноби был, а для них кого убить – раз плюнуть. Работа у них такая, жизнь у них такая. Правда дед еще говорил, что вот здесь вот, - Дайске указывает в сторону колодца. – Нашли пепел жирный, на прах похожий. Дед говорил, что это и был тот мужик, но сожженный. А я что, дурак что ли, верить, что он всех тут положил, а сам во двор вышел и сумел сжечь себя без дров? Дед, наверное, умом на старости немного тронулся, но оно и немудрено – столько лет в столице жить, там и не такого насмотришься…
Тетсуо уже безо всякого стеснения вцепляется в руку брата и утыкается лицом в его плечо, силясь не смотреть на страшный дом.
- Ну-ну, - вдруг неожиданно мягко говорит Дайске. – Чего ты как маленький? Давно же дело было, все уже и забыли… Эх, не надо мне было тебе рассказывать все это. Пошли-ка лучше домой…
***
- Чего встал? - Раздается вкрадчивый голос над самым ухом и Тетсуо буквально подпрыгивает на месте, выпуская из ослабевших рук свою ношу. Когда он резко оборачивается, ему кажется, что его сердце вот-вот разорвется или в припадке паники сломает клетушку из хрупких ребер.
- Эй, не так бурно, - незнакомец в потрепанной одежде и с забинтованным лицом чуть подается вперед и кладет свою огромную, твердую ладонь ему на плечо. – Не бойся, заходи внутрь.
Тетсуо, потеряв голос, лишь жалко кивает, и странный человек легко обходит его сбоку, поднимая с земли рассыпавшуюся по земле еду.
- Мда-а, - со странной интонацией вздыхает он. – Плакали мои баклажаны.
И Тетсуо, словно очнувшись, мигом падает на колени, торопливо засовывая все обратно в сумку.
- П-простите, - наконец выдыхает он, пытаясь незаметно отряхнуть яблоки от густой дорожной пыли.
Все страшные тайны, рассказанные братом, меркнут перед гневом, что обрушит на него мать, если от заказа откажутся из-за его нерасторопности.
- Ну да ладно, - со странным терпением в голосе говорит собеседник. – Что мы, с земли что ли не если? Даже скунса, помнится, на двоих за милую душу умяли… Пошли уже.
Тетсуо крепче перехватывает сумку и на негнущихся ногах следует за мужчиной в дом.
- Клади на стол, нет, не с той стороны, там половицы прогнили, лучше с этой. Да, выгружай, и в следующий раз принеси больше костей. Чем больше, тем лучше.
Костей? Еще больше костей? Что он будет с ними делать?
- Собак кормить буду, - хмыкает незнакомец и по единственному видимому глазу Тетсуо определяет, что тот расплывается в благостной улыбке.
- Хорошо.
- Слушай, я тут воду с реки нес, а сейчас гляжу во двор – колодец. Он пересох уже да?
- Н-не знаю, - снова заикается от волнения Тетсуо. – Его уже давно никто не трогал…
- Насколько давно? – вдруг неожиданно въедливо интересуется мужчина.
- Откуда мне знать, - неубедительно врет Тетсуо, пожимая плечами.
- Действительно…откуда? Сколько я тебе должен?
Тетсуо выдыхает было с облегчением, но хитро прищуренный в полуулыбке глаз не дает покоя – уж больно цепко, внимательно смотрит. Он хорошо знает этот взгляд – его дед смотрел так же, когда чуял ложь.
Глава 2. Беглецы и бродяги.
Когда мальчишка скрывается из виду, Какаши в задумчивости возвращается на полуразрушенную временем и стихией кухню. То, что малой чего-то недоговаривает, ясно как день. Но вот что? Хатаке связан по рукам и ногам необходимостью сидеть тише воды, ниже травы, иначе его легенда, шитая белыми нитками, расползется по швам, а это было бы очень некстати. Между Огнем и Страной Болот всегда были напряженные отношения, и Какаши меньше всего на свете хочет спровоцировать очередной виток политического конфликта.
И что же делать? И как быть?
- Думы думаем? – меланхолично вопрошает Паккун, бесшумно опускаясь на пыльный подоконник. – Ну и дыра… Ты тут жить собрался? Знаешь, беру свои слова обратно насчет твоей берлоги, на фоне этого она вполне ничего.
Какаши пропускает привычные замечания мимо ушей.
- Нашел что-нибудь?
- Найти-то нашел, - вздыхает Паккун. – Да не то.
Какаши достает из потайного кармана гражданской одежды сложенную карту и, развернув ее, кладет перед псом.
- Показывай.
- Вот здесь, в тридцати километрах к северо-востоку странно пахнет. Вроде бы людьми, а вроде бы и нет… Там неподалеку торфяное болото, оно горит под землей и весь запах перебивает. И чакра… Очень необычный фон, я такой встречал только однажды.
Какаши хмурится и трет подбородок через непривычную, сшитую из полос эластичного бинта маску.
- Где?
- Храм фанатиков Дзясина, - переступая лапами по подоконнику, ворчливо говорит Паккун. – Там черте что творилось – много жертвоприношений, они еще как-то умудрялись статуи храмовые чакрой заряжать, так что полная ерунда... Вот и здесь почти так же, может развалины какие старые?
Какаши внимательно смотрит на карту, но не может вспомнить ни о каких храмах или других культовых постройках в этом районе: обычная глушь, давно заброшенные шахты, болота, да небольшие деревни, разбросанные в долинах.
- Я проверю завтра сам, - наконец, решает он.
- Проверь, но не думаю, что ты сумеешь найти то, чего не сумел найти я. Я же все лапы исходил, мои подушечки… - Паккун вдруг замолкает и многозначительно кивает в сторону лежащих на столе продуктов.
Какаши машет рукой – мол, бери что хочешь, и Паккун с воодушевлением устремляется к столу. Наблюдая за тем, как пес споро расправляется с костями, он обдумывает сложившуюся ситуацию. Паккун прав: даже шаринган не в силах тягаться с собачьим нюхом. Придется зайти с другой стороны.
Быстро набросав на листке бумаги послание, он сворачивает его в трубочку и отдает сытому и подобревшему Паккуну.
- Местному лекарю Сусуми.
Пес понятливо кивает и растворяется в густой листве.
Хатаке задумчиво барабанит пальцами по опустевшему подоконнику и еще раз пытается сопоставить кусочки паззла воедино.
Неделю назад АНБУ сообщили, что их информаторы видели, как нукенин Тумана в сопровождении неизвестного лица пересекал границу Страны Болот. Три дня назад удалось установить личность этого неизвестного – Масару Хирото, дзенин Страны Земли, недавно дезертировавший прямо во время миссии и уже объявленный в международный розыск.
Хатаке неплохо знал психологию нукенинов – те были одиночками по природе и редко объединялись в пары или группы. Но почему же этих двоих видели вместе? Что могло объединять их, отступников из разных селений? И почему похищенные свитки еще не всплыли на черном рынке?
Во всем мире существовало всего несколько организаций, чье руководство было достаточно сильно, чтобы суметь управлять преступниками класса S. Неужели это новая организация или что-то другое? И как все это может быть связано с дайме Огня?
А может быть это всего лишь случайность и разыгравшаяся паранойя штабных аналитиков?
Вопросы... Слишком много вопросов и ни одного ответа. Какаши вздыхает и, смахнув со стола мусор и парочку наглых мокриц, ложится прямо на него, подложив под голову пакет с крупой. Стол натужно скрипит, но выдерживает.
Чего попусту тратить время на бесполезные догадки? Он уже давно не мальчик, так что, если жизнь шиноби его чему и научила, так это терпению и искусству выжидания нужного момента. А пока… Радостная расцветка обложки «Ича-Ича» ярким пятном выделяется на фоне темного помещения и Хатаке с наслаждением вдыхает запах свежей типографской краски.
***
- Не пойду! – упирается Тетсуо, глядя на брата исподлобья.
- Что значит «не пойду»? – угрожающе шипит Дайске, потрясая письмом от лекаря. – Кто, если не ты? Я что ли? Или мать? Думаешь, у нас других дел нету, как бегать туда-сюда по деревне с посылками?
- Есть, - почти шепотом отвечает Тетсуо, внимательно разглядывая собственные грязные пальцы, выглядывающие из сандалий. – Но я не хочу туда…
- Хочешь – не хочешь, что за ерунда? А кушать ты тоже не хочешь? – устало трет виски брат и обнуляет деревянные счеты. Тетсуо вдруг вспоминает, что во время последней поездки в город мать хотела купить электрическую счетную машинку, которой пользуются в магазинчике Тануки, но, узнав, сколько та стоит, рассмеялась торговцу в лицо.
- Ты уже не ребенок, - с нажимом продолжает Дайске. – И что это еще за глупости?
Тетсуо поджимает губы и сцепляет пальцы в замок. Ему безумно стыдно так подводить брата, но… Как же объяснить Дайске то невыносимое, странное чувство, которое охватывает его при виде того забинтованного чужака? Это даже не страх, это что-то другое, невыразимое, от чего волоски на руках встают дыбом, а в горле пересыхает.
- Это все из-за той страшилки, что я тебе тогда рассказал? – вдруг хихикает Дайске. – Ну и дурак, раз поверил.
- То есть… Ты мне наврал? – недоверчиво спрашивает Тетсуо.
- Ну как тебе сказать, - брат откидывается на стуле, потягиваясь до хруста в позвонках. – Там действительно жил какой-то чудак с семьей, а потом их нашли убитыми. Скорее всего разбойники или кто из бывших шиноби рядом проходил… Просто прирезали, чтобы под ногами не вертелись, а потом вынесли из дома все, что плохо лежало.
- Но зачем ты мне?..
- Затем, братишка, что я страсть как люблю тебя пугать, - бурчит Дайске. – Ты когда боишься, сразу шелковый становишься.
- Я не трус! – возмущенно вспыхивает Тетсуо.
- Еще как трус, - пожимает плечами брат. – Ты же не хочешь идти туда, значит боишься. Смотри штанишки не намочи… Или матери пойдешь жаловаться? Так ты учти, она трусов тоже не любит.
Тетсуо сжимает пальцы до побелевших костяшек и стискивает зубы.
Он не боится, не боится, не…
- Я не боюсь, - тихо говорит он. – Просто тот… Тот забинтованный, который теперь в доме живет, странный.
- Не глупи, - смягчается Дайске. – Просто калека из горного селения, к нашему лекарю приехал, чтоб подлечиться. Сусуми говорит, что он не заразный, просто жалкий весь, лица никому не показывает, чтобы не шугались, и к нам спускаться не будет – тяжело ему ходить.
Тетсуо хочет было возразить – он-то видел, как этот калека ходит безо всякой хромоты!
- Так что будь другом и отнеси бедняге его лекарства. Сусуми бы и сам сходил, но он уже давно не мальчик.
Тетсуо колеблется, но уже понимает, что согласится. Брат и мать работают, старика Сусуми на холм гнать сущее преступление… Он просто оставит посылку у двери и незаметно уйдет.
***
Какаши прислоняется спиной к прогретому солнцем дереву веранды и с удовольствием вытягивает вперед ноющие ноги. Некогда раздробленное колено, наконец, унимается и он удовлетворенно вздыхает.
Хатаке терпеть не мог болота еще с первых миссий в Туман, где днями напролет приходилось брести по бедро в холодной грязи, но выбора не было – ночью он не сомкнул и глаз, прочесывая окрестности. Торфяники действительно горели, и этот едкий запах гари перебивал все остальное. К тому же… Паккун был прав – в том районе с ощущениями творилось черти что: всюду в воздухе была разлита странная смесь из чакры и чего-то еще, что невозможно было идентифицировать. Поэтому территорию пришлось обыскивать по старинке – на своих двоих, квадрат за квадратом… И все равно по нулям.
А это значило, что у Какаши не оставалось иного выбора, кроме как расспросить местное население. Но и с этим были проблемы: шиноби здесь явно не любили. Но оно и немудрено – место от столицы удаленное, некогда славное своими богатыми рудниками… Лакомый кусочек для каждого, кто способен удержать в руках катану. И десятое дело, что рудники вот уже четверть века вконец измельчали – память поколений, влачивших существование под гнетом бандитов, будет жива еще долго.
К тому же сам Какаши был не слишком хорош в «разработке» гражданского населения: кто в здравом уме поверит парню, скрывающему лицо? В этом конкретном искусстве обаятельный Гай всегда давал ему сто очков вперед…
Сигнальные свитки срабатывают исправно, он чувствует приближение мальчишки за несколько минут до того, как его вихрастая голова показывается у дома.
- О, а я тебя жду, - приветствует его Какаши, спешно придумывая, как вытянуть из неразговорчивого юнца нужные сведения.
Мальчика останавливается в дюжине шагов от Хатаке и смотрит на него своими огромными, светло-карими, почти желтыми глазами.
- Это от Сусуми?
- Да, - шепчет мальчика, поудобнее перехватывая посылку.
- А, ну здорово, - Какаши, привычным было жестом хочет почесать затылок, но пальцы натыкаются на ткань. Серые волосы – слишком приметно. Те, за кем он охотится, точно знают, как именно выглядит Шаринган Какаши, поэтому ему приходится перестраховаться.
- Давай, проходи, - как можно дружелюбнее говорит Хатаке, кивая на дверь. – Там все еще уныло, но уже не так плохо, как в прошлый раз.
Мальчишка недоверчиво косится сначала на него, а потом на дверной проем. Какаши хорошо знает таких: мальчик, воспитанный матерью или бабкой, тихий и смирный до поры до времени, из тех, про которых говорят «себе на уме». С такими сложнее всего – придется перебрать десяток ключей, прежде, чем тот хотя бы приоткроется. Или… Хатаке никогда не был сторонником радикальных мер, но на миссии, как на войне - нет места сентиментальности.
Какаши встает с теплых досок и, нарочито подволакивая правую ногу, первым отправляется в дом. Мальчик явно колеблется, но потом шагает следом.
Внутри все еще сыро, а из углов тянет плесенью, но уже значительно светлее и чище и даже видно, что когда-то давно здесь было очень уютно. Поначалу Какаши вообще был удивлен тому, что здание так хорошо сохранилось, но чуть позже, внимательнее исследуя его, он почувствовал слабый отголосок чакры, и секрет неуязвимости раскрылся: при постройке дома явно использовались специальные техники. Да и общая архитектура здания до боли напоминала дома Конохи.
Неожиданно звуки шагов за спиной Какаши стихают. Хатаке оборачивает и видит, что мальчишка застыл, как вкопанный и огромными глазами уставился куда-то в стену. Он прослеживает его взгляд и досадливо морщится. Только это ему сейчас не хватало…
На некогда белой, но сейчас серой, в сетке трещин стене отчетливо виднеется темный отпечаток ступни. Маленькой, скорее всего женской. Какаши повидал слишком многое, чтобы обманываться – отпечаток оставлен ногой, измазанной в крови. Хатаке поднимает голову и видит, что на пыльном, в сетке паутины потолке целая цепочка из таких следов. Читать отчеты о миссии и видеть все воочию – совершенно разные вещи.
Какаши подходит к мальчишке и, аккуратно взяв того за костлявые плечи, мягко подталкивает в сторону кухни. Усадив его за стол, он ставит перед ним чашку чая.
- Пей.
И мальчишка послушно пьет, не обращая внимания на горьковатый привкус.
– Боишься этого дома?
Мальчишка, сделавший было глоток, закашливается и проливает обжигающе горячий напиток на колени.
- Откуда вы?..
- Слухами земля полнится, - пожимает плечами Какаши.
- Нет, я не боюсь этого дома.
- Но тогда чего?
- Того, что здесь произошло.
- А что ты знаешь об этом?
- Я…
Мальчишка замолкает и с полминуты в нерешительности кусает губы. Какаши точно знает о той борьбе, что идет сейчас в чужой душе и о том невыносимом, разъедающем желании выговориться, освободиться о того, что одолевает его… Наконец, оно побеждает и страх и здравый смысл - слова, словно вода из прорванной запруды, льются из чужого рта непрерывным потоком.
В истории, которую рассказывает мальчишка, все примерно так, как Хатаке и ожидал, за исключением огромного количества жутких подробностей. Видимо, за давностью лет произошедшее обросло домыслами гражданских, которые передавали ее из уст в уста. Какаши вообще всегда поражала их любовь к выдумке и преувеличению. Наверное, фантазии и страсти, с которой они предавались этому делу, мог бы позавидовать сам Жабий Отшельник, что теперь зарабатывал на хлеб писательством.
Но это и не удивительно: шиноби и их ремесло всегда были благодатной темой для жутких историй. И едва ли кто из сплетников хоть раз задумался о том, что не будь в мире скрытых деревень, страны давно бы захлестнула волна преступности.
- Значит, получается, он зарубил свою семью, а потом пропал?
Мальчишка трясет головой, словно заведенный:
- Он еще их сердца забрал… И голову.
- И голову?..
- Да, говорят, что он ее в колодец за домом кинул. Дайске говорил, что там еще был пепел… И что дед не верил во все это.
Какаши в задумчивости переплетает пальцы в замок. Пепел? Видимо, в группе зачистки был кто-то из Учих… Но зачем надо было убивать жену? Она же была из гражданских… Да еще и детей положили так жестоко… Что же они искали? Хатаке в очередной раз жалеет, что ему так и не дали доступа в архив АНБУ и даже связи в штабе не помогли.
Когда мальчишка широко зевает и трет сонные глаза, Какаши, наконец, задает самый важный вопрос:
- За последние пару месяцев ты видел вблизи селения что-нибудь странное? Может быть, на болоте или возле реки?
- Странное? Да вроде бы ничего такого… Только вы.
Какаши хмыкает.
- И еще Кенто перебрал как-то вечером и клялся, что видел на озере, что за болотом, демонов.
- Каких еще демонов?
- Да врет он все, - вяло отмахивается мальчишка. – Кто-то из стариков сказал ему, что на том месте клев хороший, вот он и пошел рано, еще затемно туда. Дайске говорит, что он не рыбу ловить туда ходил, а от жены своей, пилы, сбежал, да выпивки с собой прихватил, вот и привиделось ему всякое… Говорит, что видел демона озерного – страшного как сам дьявол, с акульей шкурой и глазами желтыми, горящими, как угли…
Какаши удовлетворенно кивает. Все сходится – и внешность измененная Кеккай Генкаем, и место… Это отступник Тумана.
Но все равно район поисков остается большим.
Мальчишка, тем временем, допив чай, уже клюет носом. Какаши осторожно убирает от него чашку, резко пахнущую травами, которые маскируют запах сыворотки правды и будит его.
- Тебе пора.
Тот хлопает осоловелыми глазами и кивает. Какаши вручает ему записку для лекаря и выпроваживает. Уже у самого выхода, на полуразвалившейся веранде, мальчишка вдруг спотыкается о рассохшиеся доски пола и заваливается вбок, ударяясь плечом об потемневшую стену. Та, вдруг, приходит в движение и, затрещав, начинает разваливаться.
Хатаке колеблется долю секунды: он знает, что не должен раскрывать свое инкогнито, но дать умереть ребенку прямо у него на глазах… Однако прежде, чем он начинает действовать, происходит нечто странное. До этого сонный и неповоротливый, мальчишка вдруг разом просыпается и вокруг его угловатой, тощей фигуры на секунду вспыхивает яркий золотистый ореол, а в следующий миг он пулей вылетает на улицу.
Какаши следует за ним. За их спинами вздымается облако пыли, и веранда с грохотом обваливается окончательно.
- Я… Что это?..- мальчишка выглядит испуганным, ошарашенным и нездорово бледным.
Когда он, пошатнувшись, начинает заваливаться, Хатаке легко подхватывает его и аккуратно устраивает на траве.
Шаринган Какаши был мастером иллюзии, поэтому знал, что верить абсолютно всему, что видишь нельзя. Но в этот раз ему приходится поверить: мальчишка-замарашка из глухой деревни вне всяких сомнений был шиноби. Правда он и сам об этом еще не знал.
Какаши присаживается рядом с потерявшим сознание подростком и считывает пульс – все в норме, значит это простое перенапряжение. Хатаке подтягивает ноги к груди и задумчиво смотрит на курносое лицо в ярких рыжих пятнах веснушек, на медные, с едкой рыжиной волосы… Озаренный догадкой, Хатаке приподнимает чужое веко – так и есть, глаз светло-карий, почти желтый, словно у совы.
Какаши, метнувшись в дом, достает из аптечки нюхательную соль и быстро приводит мальчишку в чувство.
- Твоя фамилия!
- Ф-фамилия? – начинает заикаться от испуга тот.
- Твоя, - уже терпеливее повторяет Хатаке.
- Масато. Тетсуо Масато.
- А твоей матери?
- Кайто…
Кайто?.. Есть, фамилии сходятся! Какаши торопливо вспоминает все, что читал в старых свитках о монахах из Подземного Братства.
- У кого-нибудь из твоих родственников были шрамы на спине? Как от плети?
Мальчишка непонимающе хмурится, кажется, готовый вот-вот расплакаться, но все же кивает.
- У деда… У деда были, мы видели, когда на реку купаться ходили.
- Твой дед всю жизнь прожил в селении?
- Он родился здесь, но после войны уехал в столицу, а вернулся только в старости.
Какаши чувствует, как закипает в венах азарт, сродни тому, что испытывает гончая, которая вот-вот настигнет свою жертву.
- Молодец! – Хатаке треплет Тетсуо по волосам и, порывшись в кармане, дает ему несколько монет. – Беги домой и спасибо за травы.
- Но что… Что произошло? – вставая на ноги и чуть пошатываясь, спрашивает мальчишка.
- Да ничего особенного, просто веранда старая, вот и развалилась… Тебя чудом не накрыло.
Тетсуо заторможено кивает и, зажав монеты в кулаке, медленно бредет в сторону дороги. Какаши же, спешно возвращается домой и вызывает Паккуна.
- Появилась информация. Скорее всего это старый храм Ордена Подземного Братства, обыскиваем озеро в четвертом квадрате, ищем вход в пещеру.
Пес решительно кивает и не говорит ни слова о подушечках.
Время шуток кончилось.
Глава 3. Тайное и явное.
В этот раз они движутся быстро и целенаправленно – не замедляясь и не останавливаясь. В небольшом карьере недалеко от озера Какаши замечает следы известняка и мела и окончательно убеждается в своей правоте – где-то здесь, под землей должна быть карстовая пещера.
Они ищут вход в нее почти час, прочесывая территорию метр за метром, пока Паккун не замечает странно примятую траву возле огромного валуна. Осмотрев его, Какаши находит искусно замаскированный дотоном вход. Оценив узость лаза, Хатаке пропускает пса вперед.
- Ты компактнее, что поделать, - пожимает Какаши плечами в ответ на недовольный взгляд Паккуна.
- Да нормально здесь, - доносится до него ворчание из темноты. – Двое таких как ты разойтись смогут.
Хатаке хмыкает и спускается следом.
И действительно, лаз, выглядевший таким тесным сверху, на поверку оказывает очень просторным и, что самое главное – удивительно обжитым: в полу виднеются выдолбленные в породе ступени, круто уходящие вниз.
Какаши на всякий случай скрывает чакру и начинает спуск вниз, но лестница, словно заколдованная, все никак не кончается и не кончается. Наконец, на глубине примерно семи сотен метров, Паккун, цокающий когтями впереди, останавливается.
- Давит, - хрипло говорит он. – Дальше без меня.
Хатаке, и сам чувствующий все возрастающее давление, даже не спорит. Еще чуть-чуть, и у него самого пойдет носом кровь. Остаток пути он проделывает в одиночестве.
Лестница заканчивается совершенно неожиданно – просто обрывается, упираясь в глухую стену. Какаши внимательно исследует ее – снова дотон. Обойти никак не получится, а если он сломает ее, точно будет обнаружен… Но выбор невелик. Решив попридержать до поры до времени тяжелую артиллерию, он просто концентрирует чакру в кулаке и на пробу наносит удар по преграде.
Секунду ничего не происходит, но потом камень покрывается сетью мелких трещин и с громким звуком разваливается на куски. Какаши отряхивает форменную перчатку и делает несколько шагов вперед, выходя из облака каменной пыли.
***
Хатаке готов ко всему: к затопленным кровью жертвенникам и горам расчлененных девственниц, к тихой и мирной секте фанатиков, доживающей своей век под землей, к вооруженной до зубов банде нукенинов, выстроившейся в ряд на расстоянии метра от него… Но то, что он видит, когда пыль рассеивается, удивляет даже его.
Все атрибуты логова фанатиков на месте: высокий потолок, теряющийся во мраке пещеры, массивные каменные колонны с культовыми барельефами и даже огромная статуя в лучших традициях идолопоклонничества…
- Нет-нет, можете не прерываться, я могу подождать, - хмыкает Какаши, скрещивая руки на груди.
Местный «фон», не позволяющий ощущать чакру, сыграл с обитателями пещеры злую шутку: они даже не почувствовали, что к их убежищу подкрался кто-то чужой, и лишь разрушение камня отвлекло их от… крайне интимного занятия. Хатаке уже начинает предвкушать, с какими лицами и интонациями будут читать штабные отчеты о его миссии.
Еще никогда прежде Какаши не доводилось заставать противника в столь пикантный момент, и это немного сбивало с толку. Особенно сбивали с толку полные, дерзко ощетинившиеся пиками сосков груди беглянки из Тумана и крутой изгиб ее мощных, в белых полосах шрамов бедер… Хатаке едва заставляет себя оторваться от приятного зрелища и взглянуть на ее любовника, что спешно тянется к сумке, лежащей неподалеку. А вот и похищенные свитки…
А ларчик-то просто открывался, вдруг думается Какаши, и он душит смешок. Никаких заговоров, никаких интриг и тайных организаций… Это не политика, а всего лишь любовь.
Масару Хирото и Фумико Акеми - просто «он» и «она» по разные стороны баррикад.
Но время для лирики наступит позже, одергивает себя Хатаке и едва успевает увернуться от огромной водяной акулы, призванной Акеми. На секунду он теряет противников из вида, и те успевают броситься врассыпную, укрываясь за колоннами.
Хатаке даже не пытается их преследовать – незнакомая местность, так что можно легко нарваться на ловушку или засаду. Нет, он предпочтет выждать и проанализировать…
Первым терпение теряет Хирото, воспользовавшись техникой земли и остатками воды от распавшейся акулы он атакует Копирующего мощным грязевым потоком. Какаши хорошо помнит эту технику – «Дотон: Дорью Тайга» и даже единожды видел ее в исполнении Третьего, так что знает чего ожидать и вовремя уходит с линии атаки – снаряды Грязевого Дракона проходят мимо, круша колонны.
Воспользовавшись прикрытием чужой техники, он быстро складывает печати и создает электрического клона, прячась в каменных развалинах.
Какаши тревожит отсутствие Акеми на поле боя, она явно что-то задумала, поэтому он поднимает повязку и оглядывает помещение шаринганом. Нукенин Земли, как он и предполагал, использовал клона, а это значит… Его собственный клон, с характерным звуком исчезает, а вонзившая в него катану Фумико застывает, парализованная молнией, высвободившейся после уничтожения клона.
Какаши выходит из своего укрытия и, на ходу формируя вокруг правой руки кокон Чидори, стремительно движется в сторону Акеми. Ее золотые глаза панически расширяются, яркий рот искажается в беззвучном крике. Но Хатаке даже не смотрит на нее – это Чидори предназначено вовсе не ей, а тому, кто ценой своей жизни захочет… Угадал!
На его пути вырастает Хирото и Какаши вонзает руку в чужую грудь, проваливаясь в горячее нутро по самое запястье. Отдернув руку и отряхнув с нее кровь, он стремительно движется в сторону Акеми, чтобы все закончить, но она, вдруг, ухмыляется и ее обнаженное тело начинает плавиться, словно подтаявшее на солнце мороженое.
Какаши и раньше видел эту технику, поэтому, стянув маску на подбородок, использует катон. С громким вскриком Акеми вновь возвращается в твердое состояние и болезненно морщится от огромного ожога на левом боку.
Неожиданно земля под ногами начинает дрожать, а под высоким потолком прокатывается гулкий рокот и сверху начинает сыпаться каменная крошка. Какаши резко оборачивается и видит, как Хирото улыбается окровавленным ртом.
Он… Он вызвал землетрясение!
К выходу из пещеры они с Акеми бросаются одновременно, вот только Какаши быстрее – он выбегает в тоннель и перегораживает проход. Он бежит быстро, не оборачиваясь, слыша, как за спиной рушится огромная пещера и мечется в ярости Фумико.
Хатаке едва-едва успевает выбраться из разрушающегося тоннеля и с облегчением валится на прохладную траву. На усталое тело вязким, тяжелым ватным одеялом наваливается оцепенение.
Это типичный «отходняк» после боевой мобилизации – в голове гулкая пустота, а тело словно ватное и свинцовое одновременно.
- Заболеешь, - говорит Паккун и тычется носом Какаши в щеку.
Хатаке, словно в подтверждение его слов, чихает.
- Вот-вот.
Какаши садится на земле и небрежно натягивает маску обратно. Шаринган привычно пульсирует болью, и он прячет его под повязку.
- А где свитки?
Хатаке досадливо морщится – опять в штабе прочтут целую лекцию о надлежащем уровне выполнения миссий.
- Там остались, сам едва успел ноги унести.
- Бывает, - в голосе пса слышится сочувствие.
Только сейчас Какаши замечает, что ранен: видимо один из осколков разбитой колонны задел его плечо по касательной. Разорвав в этом месте одежду, он просит Паккуна осмотреть ранение.
- Жить будешь, но перевязать надо.
Кое-как наложив перевязку, Хатаке встает на ноги и медленно бредет в сторону деревни.
- Может тут заночуем? – предлагает Паккун, идущий рядом.
Какаши оглядывается и качает головой. Он слишком устал от этих болот, чтобы провести здесь еще и ночь. Ему нестерпимо и совершенно непрофессионально хочется домой, в залитую солнцем Коноху, к неутомимому Гаю, к своей холостяцкой квартирке с одиноким, едва живым кактусом на подоконнике и полке с «Ича-Ичей»…
- Нет, Паккун, домой.
- Домой так домой.
***
Но прежде, чем вернуться в Коноху, Какаши возвращается в дом на холме: это слишком деликатная миссия, чтобы оставлять за собой следы.
И каким-то шестым чувством Хатаке уже знает, кого найдет в темной гостиной.
- Что ты здесь делаешь?
Мальчишка, лежавший на полу и разглядывавший кровавые следы на потолке, вздрагивает и садится.
- Вас жду.
- Зачем?
- Поговорить хочу.
- О чем же? – Хатаке не теряет времени и ходит по комнате, собирая в рюкзак свои вещи.
- О том… Том, что случилось. Я ведь не мог так быстро выбежать из веранды. Никто не мог, - хмуриться Тетсуо. – Но я и вы очутились в дюжине шагов возле дома.
- Знаешь, иногда в критических ситуациях в людях просыпаются особые силы, - не слишком убедительно врет Какаши. – Вот и в тебе проснулись.
- Вы - шиноби.
Какаши замирает, а потом медленно оборачивается к собеседнику.
- Да ну?
- Вы двигаетесь быстро, - тихо, но решительно говорит Тетсуо. – И ходите бесшумно. И еще вы были на болотах, у вас сандалии грязные… Вы ведь ловили того демона, да?
Хатаке хмыкает.
- Даже если это и так, то что?
- Вы ведь знаете, что здесь случилось, - Тетсуо кивает на кровавые следы. – Зачем он это сделал?
Какаши вздыхает и скрещивает руки на груди. Что же делать?
Мальчишка очень сообразителен для своих лет, и при должном обучении из него мог бы получиться отличный шиноби, но… Он ведь сюда не благотворительностью заниматься приехал. Миссия выполнена, его больше ничто здесь не держит.
- Пожалуйста, я никому не расскажу, - вдруг подается вперед Тетсуо и его глаза загораются. – Просто мне нужно это! Мне нужно знать!
Какаши привык доверять интуиции, и в этот раз она подсказывает, что мальчишка действительно будет молчать. Но правила… Хатаке вдруг понимает, кого он ему напоминает, этот Тетсуо – Обито. И дело даже не во внешности и не в манере поведения – как раз в этом-то между ними нет ничего общего. Их схожесть кроется в чем-то другом, в чем-то неуловимом, что скользит в прямом, внезапно ставшим таким решительным взгляде и в голосе…
- Он не убивал их.
- Но кто тогда?..
- Его звали Кайоши, и он действительно был шиноби Огня. В разгар войны он бежал из своей скрытой деревни, прихватив с собой очень ценные свитки. Его долго не могли найти, но когда нашли… Они убили его. Пепел, что нашли у колодца – его прах.
- Но зачем они убили детей? Они же были не шиноби!
- Были. Он вырастил их как шиноби, поэтому, когда за ними пришли, они оказали сопротивление, - Какаши хорошо знает, о чем говорит: он и сам не раз принимал участие в подобных зачистках. – Поэтому их тоже убили.
Хатаке не может понять, зачем рассказывает все это мальчишке, в чьих жилах течет кровь шиноби, но что проживет всю свою жизнь как гражданский.
Наверное… Наверное, он просто стал сентиментален с годами.
- Зачем… - вдруг шепчет Тетсуо. – Зачем вы становитесь шиноби? Зачем вы убиваете друг друга?
- Затем, что кто-то должен быть шиноби, - устало отвечает Какаши. – В мире есть эта ноша, и кто-то должен нести ее. Люди не умеют жить в согласии и любви, такова уж наша природа, а мы… Одни говорят, что мы - меньшее из зол, другие, что мы и есть зло.
Мальчишка кусает губы и в уголке бледного рта проступает алая капля.
- А что думаете вы?
Что думает он? Какаши поправляет сбившуюся повязку и морщится, когда присохшая кровь отдирается от раны. Он думает… Да ничего он не думает, но разве скажешь так ребенку? Разве поймет он, что значит быть шиноби?
Быть шиноби, наверное, в крови. Его отец был шиноби, его дед был шиноби и весь его род – шиноби до мозга костей.
Какаши рад был бы сказать что-то высокое, чистое, пронизанное идеалами Воли Огня, но… Он просто говорит правду.
- Я не знаю другой жизни кроме этой. На войнах и миссиях я потерял всех, кто когда-либо был дорог мне. - Наверное, это «синдром попутчика», - думает Хатаке, - когда, видя человека в первый и в последний раз в жизни, вдруг неожиданно для самого себя открываешься ему так, как не открывался ни перед кем из близких. - Но я верю в то, что все это не зря. Мой учитель говорил, что мир и процветание всегда оплачены чьей-то кровью. Но так же он говорил и то, что нам всегда нужно выбирать, кем быть и чем жертвовать. Этот мир, возможно, худший из миров, но это наш мир.
- Значит, вы защищаете этот мир?
- Можно сказать и так. Хотя у нас не всегда получается… - Какаши хмыкает и перекидывает лямку рюкзака через здоровое плечо. – Ты ведь все уже понял.
Тетсуо встает и подходит к Хатаке почти вплотную. Из-за разницы в росте ему приходится запрокинуть голову и Какаши невольно восхищается тем, как изменился этот пугливый мальчишка за каких-то несколько дней.
- Я ведь тоже… Тоже шиноби, да?
- Да.
- Мой брат и моя мать ненавидят шиноби, они говорят, что он них только беды.
- Но решать ведь не им – тебе.
Несколько секунд они стоят в молчании, а потом выходят на улицу. Какаши бросает взгляд на мрачный дом и только сейчас вспоминает то, что хотел сделать уже давно.
- Подержи-ка, - говорит Хатаке, отдавая рюкзак Тетсуо и быстрым шагом огибает дом.
От колодца, накрытого крышкой, слабо-слабо тянет силой, раньше Какаши думал, что это от того, что его построили при помощи техник, но сейчас… Сейчас он вдруг позволяет себе одну догадку.
Что такого мог унести беглый дзенин? А главное – почему это дело до сих пор находится в засекреченной секции архива?
Тяжелая крышка сдвигается неохотно, скрипит и стонет, но все же сдвигается. Какаши морщится от неприятного запаха гнили и сырости, но любопытство пересиливает – он перегибается через высокий каменный бортик и заглядывает внутрь.
Вот и ответ на вопрос: потому что, даже зачистив дом и уничтожив всех, ойнины так и не сумели найти пропажу.
Хатаке концентрирует чакру в ступнях ног и ладонях, а потом осторожно спускается в колодец. Он почти пересох – воды осталось метра на полтора, не больше, так что он легко достает со дна запечатанный контейнер со свитками.
На всех стоит маркировка «S». Это киндзюцу – запрещенные техники, львиная доля которых была страшным наследием Орочимару.
Какаши пересчитывает их – почти дюжина. Это действительно много, и на черном рынке каждый из них стоит целое состояние.
Как же так получилось, что потомственный шиноби, всегда бывший лояльным Конохе, бежал из деревни, в самый нужный момент, забрав из агонизирующего селения настолько опасные и ценные свитки?
Какаши никогда не мог понять причин его поступка, но сейчас… Сейчас он вспоминает недовольство Сакумо, когда его двоюродный брат - Кайоши Хатаке привел в клан невесту не из куноичи.
«Гражданская» - только и процедил он сквозь зубы. Тогда Какаши бы слишком мал, чтобы понять отца, но сейчас, кажется, понимал и Сакумо и Кайоши.
Ему вдруг необычайно отчетливо вспоминается взгляд Хирото, отступника из Страны Земли, что своим телом прикрыл женщину, ради которой предал всю свою жизнь. Может быть, в этом и была причина?
Любовь.
В случае Кайоши любовь к женщине, что никогда бы до конца так и не поняла, что значит быть шиноби. Что никогда бы не простила мужу смерти их детей в разрушенной Девятихвостым Конохе, что умоляла его бежать прочь, прочь от войны… И Кайоши поддался.
Еще никогда прежде Какаши так не задумывался о той пропасти, что отделяла шиноби от обычных людей. Неужели они действительно настолько разные?
Хатаке не знает ни одной пары, состоящей из гражданского и шиноби – только изредка слышит сальные шуточки в дзенинских раздевалках о мелких интрижках, которые всегда заканчиваются одним и тем же – ничем.
Разница в психологии слишком велика, и то, от чего обычных людей будут годами мучить кошмары, шиноби же не лишит даже аппетита. Об этом Какаши знал не понаслышке.
- Из-за этого их убили?
Хатаке вздрагивает и обнаруживает себя сидящим на бортике колодца и прижимающим к груди контейнер со свитками. Тетсуо стоит в нескольких шагах от него, сгорбившись под тяжестью рюкзака.
- Да.
- Из-за куска бумаги?
- Если бы все было так просто… Эти «куски бумаги», попади они не в те руки, могли бы уничтожить целые города, если не страны.
- Понятно, - серьезно кивает мальчишка.
Какаши, проверив целостность контейнера и смахнув с него остатки воды, осторожно складывает его в рюкзак.
Свитки скоро будут возвращены на место, прошлого не вернуть, а природы людей не изменить. Он закончил свою миссию и может возвращаться домой.
Хотя… Хатаке встречается взглядом с желтыми глазами – отличительная черта некогда могущественного, но ныне рассеянного по свету клана Кайто.
Нет, он еще не закончил.
Какаши кладет ладонь поверх рыжих волос.
- Решать тебе, - повторяет он.
Тетсуо хмурится, а потом, вдруг, словно что-то для себя решив, широко улыбается, от чего его рыжие волосы и веснушки на лице становятся в несколько раз ярче.
- Мне, - кивает он.
И да, что-то у меня в последнее время в фичках ни наркоты, ни педофилии, ни даже мало-мальской пропаганды суицида. Офигеть какая я законопослушная... Пора исправляться
Название: Время перемен.
Автор: Maksut
Бета: Square_Horizon
Персонажи: Хатаке Какаши, оригинальные персонажи.
Рейтинг: PG
Жанр: action, повседневность, элементы детектива
Размер: 7 735 слов
Дисклаймер: не принадлежит, не извлекаю.
Предупреждение: AU в рамках канона, ООС по желанию, таймлайн – предканон. Написано для I тура Фанфикеров-Лузеров.
Саммари: Шиноби и гражданские – аверс и реверс одной жизни, в которой все не то, чем кажется на первый взгляд. У каждого клана есть скелеты в шкафу: сумеет ли Хатаке Какаши избавиться от своих?
От автора: благодарю замечательную Square_Horizon за поддержку и понимание.
читать дальше
Глава 1. Свои и чужие.
Тетсуо не любит дом на окраине: заросший сорной травой, с черными провалами окон и обветшавшей крышей, он всегда наводил на него необъяснимую, ползущую ознобом по спине жуть. Да еще и эта история… В памяти сразу всплывает ухмыляющееся лицо Дайске.
- Глупости все это, глупости, - шепчет Тетсуо и крепче стискивает ручки тяжелой холщевой сумки. – Дайске врун.
Но сердце просто так не успокоить – оно колотится тяжело, отдаваясь стуком где-то у самого горла, бьется, словно в клетке, словно в предчувствии… И Тетсуо сдается – сворачивает с дороги и, бережно поставив свою ношу на камень, присаживается рядом, обхватывая себя вдруг озябшими ладонями. Ну зачем? Зачем Дайске рассказал ему тогда все эти ужасы?
Эх, Дайске, Дайске… А еще старший брат называется! Тетсуо тяжко вздыхает и, хмуро глянув в сторону темнеющего на холме двухэтажного здания, решительно встает с нагретого солнцем камня. Страшилки страшилками, но домой ему без денег путь заказан – мать отвесит звонкий подзатыльник, а потом все равно велит отнести сумку в злополучный дом, да стребовать платы за заказ.
Тетсуо и раньше ходил этой дорогой до яблоневого сада за рекой, но еще никогда прежде она не казалась ему такой бесконечно длинной и крутой. Наконец, взобравшись на холм, он останавливается, чтобы отдышаться, а потом, набравшись смелости, поднимает взгляд на слепые пятна забитых досками окон.
При виде этой темной и мрачной громады память услужливо возвращается на несколько лет назад. Воспоминания подобны приливным волнам – сильные, неудержимые, они накрывают Тетсуо с головой и он сдается.
***
В первый и в последний раз он видел дом так близко почти четыре года назад, когда Дайске с приятелями вздумалось померяться смелостью, и они решили забраться внутрь. В тот день Тетсуо по обыкновению хвостиком таскался за братом и, разумеется, подслушал шушуканье компании и попросился со старшими, пригрозив все рассказать матери, если те не возьмут его с собой.
Старшие, разумеется, пытались запугать его, но Тетсуо твердо стоял на своем, так что брату, в конце концов, пришлось смириться и взять его с собой. Позже он жалел о своем упрямстве, но в тот день был горд собою: он идет вместе с компанией Дайске в страшный дом на холме! Все друзья обзавидуются!
Но радость его была недолгой, потому что стоило им только подойти к заброшенному дому на добрых двадцать метров, как сердце Тетсуо предательски зачастило. Сейчас-то он понимал, что уже тогда, будучи несмышленышем, он нутром чуял зло, исходящее от этого места… Но Дайске лишь усмехнулся в ответ на его испуганный взгляд и первым перемахнул через хлипкую, едва-едва держащуюся ограду.
- Ну что, уже струсил? – поддел его Кенто, гаденько ощериваясь острыми, словно у куницы зубами.
Тетсуо сжал руки в кулаки и нахмурился. То, что Кенто отчасти был прав больно резало по самолюбию, но и отрицать собственный страх было глупо… Каждый в деревне знал, что в заброшенном доме творились страшные вещи, а про колодец на заднем дворе так и вовсе ходили истории одна страшнее другой.
- Смотри сам в штаны не наложи! - полушутливо полусерьезно поддел его Дайске и положил руку на плечо оробевшему Тетсуо. – Да не бойся ты, мы только одним глазком на колодец глянем и назад.
Приободренный Тетсуо закивал – от руки брата по плечу волнами распространялось тепло, и старый дом больше не казался таким уж страшным.
- Ладно, все за мной! – скомандовал Дайске и, зачем-то пригибаясь, быстро побежал в сторону полуразрушенной веранды.
Им ничего не оставалось, как последовать за ним.
В тот раз они действительно даже не стали заходить в дом – лишь облазили умирающую под натиском плюща веранду и пробрались на задний двор, в поисках того самого колодца.
Колодец там действительно был. Большой, круглый, выложенный светлым, редким камнем, накрытый тяжелой даже на вид крышкой… Несколько секунд они стояли как вкопанные, внимательно разглядывая трещины, избороздившие деревянное тело круглой крышки. Первым встрепенулся Дайске.
- Ну что, - делая шаг вперед и разминая плечи, сказал брат. – Кто со мной – тот герой. Кто без меня…
Все остальные, не сговариваясь, сделали шаг вперед.
Чтобы сдвинуть крышку, им пришлось налегать со всей силы, напрягаться до мокрых пятен на груди и спине, прежде, чем она поддалась и сдвинулась на считанные сантиметры. Когда им в нос ударил острый запахом плесени, подземелья и застоявшейся воды, все отпрянули.
- Давай так оставим, - сказал Кенто, утирая блестящий влагой лоб. – Тяжеленная зараза же! А в щелку вроде как и видать все…
Все покивали, соглашаясь и даже Дайске, ухмыльнувшись, дал согласие. Тетсуо, стоявший чуть в стороне, вдруг отчетливо понял: дело не в крышке, а в том, что никому не хочется открывать этот колодец полностью… Первым, разумеется, стал смотреть Дайске, и Тетсуо, невольно, восхитился его храбростью. Еще бы! Его-то брат точно ничего не боится! Ни колодцев, ни того, что внутри…
- Ну? Что там?! – не выдержали они, когда Дайске, приникнув к щелочке, застыл без движения.
- Там… - прошептал брат.
- Что?!
- Там нечто…
- Да что там?! Не томи!
- Нечто ужасное… - все тем же замогильным шепотом сказал брат. – Это что-то… Невыносимо…
Тетсуо почувствовал, как горло стягивают тугие обручи тревоги и сделал полшага назад.
- Невыносимо вонючее! – вскрикнул Дайске и прыгнул в их сторону, растопырив руки. – Отвратительно вонючее!
Все они, отпрянувшие было, нервно рассмеялись и только брат заливался искренним, звонким смехом.
- Попались! Повелись, дурачье!.. – стонал он от смеха, падая на траву. – Ой, не могу!.. И ты, Тетсу, туда же…
- Да чтоб тебя! – в сердцах крикнул Кенто и, развернувшись, быстро зашагал в сторону селения. – Пошли отсюда, нечего нам в этой развалюхе делать… Лучше пойдем к Наоки, ему брат из столицы кунаи настоящие прислал!
Тетсуо растерянно наблюдал, как стремительно пустеет задний двор и только брат оставался неподвижен – лежал на траве и, улыбаясь, глядел в небо.
- Ты чего? – потянул его за рукав Тетсуо. – Пошли отсюда, а? Пошли к Наоки…
- Ну этого Наоки, - отмахнулся Дайске, не сводя темных глаз с безоблачного небосвода. – Его брат с шиноби якшается… А от этих только и жди, что беды.
Тетсуо покивал, хотя тогда еще и понятия не имел, почему от шиноби нужно ждать беды
- Ложись, - хлопнул Дайске смуглой ладонью по травяному ложу. – Хочешь, я тебе всю правду расскажу? Не дурацкие байки, которых Кенто от своего пьянчуги папаши нахватался, а настоящую, истинную историю?
Тетсуо снова закивал – ему всегда нравились истории, рассказанные братом. Кроме тех, скабрезных, которые про Юми с соседней улицы и тех, которые Дайске выдумывал на скорую руку, чтобы посмеяться над ним.
- А точно правду скажешь?
- Точно-точно, - заверил его Дайске. – Мне эту историю еще дед рассказал.
Деда Тетсуо помнил хорошо – тот умер только позапрошлой весной от неизвестной лихорадки и всегда говорил только правду, что так не нравилось матери, говорившей, что без полуправды не бывать торговле, а, значит, и риса в их чашках.
- Дело было давно, - устраиваясь поудобнее, начал брат. – Ты тогда еще даже не родился, а у меня зубов было как у нашего Старика-советника и вечно мокрые пеленки…
Тетсуо прыснул и зажал рот ладонью, чтобы не перебивать Дайске.
- И жила в ту пору здесь, на холме, семья: муж, жена и их дети погодки. Вот только семья то была необычная – они пришли к нам издалека, дед говорил, что откуда-то с севера, чуть ли не из самого Огня бежали от войны и тамошних демонов,…
- Демонов? – не выдерживает Тетсуо.
- Демонов, - брат резко садится и, взяв в руки палочку, чертит на свободном от травы клочке земли странное чудовище с ушастой башкой и огромным, ветвистым хвостом. – Вот такая штука. Дед говорил, что то был демон о девяти хвостах, призванный уничтожить мир.
- Но…з-зачем?
- А кто их разберет, этих шиноби? – презрительно морщится Дайске. – Племя сами себе на уме, кровожадные, дикие, словно звери. Дед клялся, что на севере, в скрытых деревнях есть такие места, где дети держат кунаи в руках прежде, чем палочками есть научаться.
- Но какой толк от детей? – не веря, спрашивает Тетсуо.
- Какой-какой, никто же не ожидает, что ребенок может быть убийцей! – с важным видом хмыкает Дайске. – Переоденется такой в оборванца или в циркача, в толпе потеряется, а потом как раз!.. И нет дайме.
Тетсуо сглатывает, представляя, как обряженный в лохмотья ребенок, словно свинью на бойне потрошит какого-нибудь богача.
- Но почему… почему тогда брата Наоки отдали в шиноби?
- Ну что ты как маленький, - треплет его Дайске по макушке. – Первого сына мать Наоки по молодости, да по большой любви где-то нагуляла, вот и избавилась, чтобы позором своим всем глаза не мозолить… Наверное думала, что он там и помрет – какой из сына ткачихи убийца? А нет, прижился видать…
Брат замолкает, уставившись в небо. Тетсуо негромко кашляет в кулак и напоминает:
- Ну а что там про демонов?
- А, про демонов… Демонами себе голову не забивай – то морока шиноби. Они их призвали, им и отвечать перед их гневом… А что до дома, то эти беглые из Огня прибились к нашему селению. Правда странные были, никто с ними общаться даже не хотел, а уж когда выяснилось, что мужик-то из шиноби, из бывших, так и вовсе чуть не выгнали. Только наш дед за них заступился, сказал, пусть живут на холме, а к нам не суются. Вот они и ушли сюда, за пару лет выстроили вот это, - Дайске обводит руками громаду темного здания. – Представляешь? Вот силища-то у мужика была, целый дом строил один! Эх, да чтоб этим шиноби пусто было… Лучше бы строили, чем убивали.
- А что потом?
- А потом что-то с этим мужиком случилось. Говорили, что он духами стал одержим – из дома совсем перестал выходить, наши только его жену видели, всю исхудавшую да очерствевшую, она спускалась изредка в селение, меняла дичь на одежду или травы какие редкие. А потом и она потерялась, заместо нее стала дочка их старшая ходить. Дикая совсем была, красивая, говорят, с волосами белыми как снег и глазами серыми, ледяными. Ну наши парни ее и заприметили, а она как зверь – ни цветов, ни сладостей не берет, только глазами-ножами своими сверкает и зубы скалит. Один раз ее даже снасильничать хотели, да куда там нашим!.. Отбилась, да еще и трофеи прихватила – у всех по одному уху посрезала, старики-то потом шутили, что мол ишь, добрая какая попалась, а могла бы чего и пониже оттяпать...
Тетсуо медленно кивает - перед его внутренним взором так и стоит картина с беловолосой дочкой шиноби в ожерелье из отрезанных ушей на тонкой шее.
- Ну наши парни, ясное дело, такого простить не могли. Как-то вечером выпили все крепко, похватали первое, что под руку попадется и гурьбой ринулись на холм, вершить суд. Хмельные да храбрые, врываются они внутрь, а там… Все в крови! И пол, и стены, и даже потолок – и тот в отпечатках чьих-то босых ног… Наши потом говаривали, что муж то ихний, совсем спятил – всех прирезал, никого не пощадил.
- И даже детей своих?..
- И даже детей. Дочку нашли первой, она у самого порога лежала, вся изломанная, да распотрошенная. Словно искали у ней внутри что-то – всю вывернули, всюду разрезали... И сердце забрали.
Тетсуо закрывает глаза и проглатывает горький ком в горле.
- Даже волосы ей отрезали – скальп сняли. Сусуми, который в ту пору уже врачевать начал, сказал, что она еще живая была, когда потрошить ее начали, и даже сопротивлялась – все ногти свои пообломала и даже зубы и те сломала.
Тетсуо едва может сдержать нервную дрожь и незаметно придвигается чуть ближе к брату, а тот, вопреки ожиданиям, не смеется – подгребает к себе, крепко обнимая поперек груди.
- А сын их младший, тихий был, его и видели-то пару раз всего. Его тоже убили – голову отсекли. Чисто-чисто, что бритвой срезало. Поговаривали потом, что мол голову-то эту в колодец бросили…
- А жена?..
- А жена тоже мертвая: удар в сердце, аккурат меж ребрами... И только его тела не нашли, поэтому и решили, что он всех убил, но дед наш почему-то в это не верил, говорил, что не брехня это все, что не мог он такого, да над родными…
- А ты? – с неизвестно откуда взявшимся жарким, болезненным любопытством, спрашивает Тетсуо. – А ты веришь, что это он?
- А чего бы мне и не поверить? Детей с женой нашли? Нашли. Мужика не нашли, хотя искали… И вообще, он же шиноби был, а для них кого убить – раз плюнуть. Работа у них такая, жизнь у них такая. Правда дед еще говорил, что вот здесь вот, - Дайске указывает в сторону колодца. – Нашли пепел жирный, на прах похожий. Дед говорил, что это и был тот мужик, но сожженный. А я что, дурак что ли, верить, что он всех тут положил, а сам во двор вышел и сумел сжечь себя без дров? Дед, наверное, умом на старости немного тронулся, но оно и немудрено – столько лет в столице жить, там и не такого насмотришься…
Тетсуо уже безо всякого стеснения вцепляется в руку брата и утыкается лицом в его плечо, силясь не смотреть на страшный дом.
- Ну-ну, - вдруг неожиданно мягко говорит Дайске. – Чего ты как маленький? Давно же дело было, все уже и забыли… Эх, не надо мне было тебе рассказывать все это. Пошли-ка лучше домой…
***
- Чего встал? - Раздается вкрадчивый голос над самым ухом и Тетсуо буквально подпрыгивает на месте, выпуская из ослабевших рук свою ношу. Когда он резко оборачивается, ему кажется, что его сердце вот-вот разорвется или в припадке паники сломает клетушку из хрупких ребер.
- Эй, не так бурно, - незнакомец в потрепанной одежде и с забинтованным лицом чуть подается вперед и кладет свою огромную, твердую ладонь ему на плечо. – Не бойся, заходи внутрь.
Тетсуо, потеряв голос, лишь жалко кивает, и странный человек легко обходит его сбоку, поднимая с земли рассыпавшуюся по земле еду.
- Мда-а, - со странной интонацией вздыхает он. – Плакали мои баклажаны.
И Тетсуо, словно очнувшись, мигом падает на колени, торопливо засовывая все обратно в сумку.
- П-простите, - наконец выдыхает он, пытаясь незаметно отряхнуть яблоки от густой дорожной пыли.
Все страшные тайны, рассказанные братом, меркнут перед гневом, что обрушит на него мать, если от заказа откажутся из-за его нерасторопности.
- Ну да ладно, - со странным терпением в голосе говорит собеседник. – Что мы, с земли что ли не если? Даже скунса, помнится, на двоих за милую душу умяли… Пошли уже.
Тетсуо крепче перехватывает сумку и на негнущихся ногах следует за мужчиной в дом.
- Клади на стол, нет, не с той стороны, там половицы прогнили, лучше с этой. Да, выгружай, и в следующий раз принеси больше костей. Чем больше, тем лучше.
Костей? Еще больше костей? Что он будет с ними делать?
- Собак кормить буду, - хмыкает незнакомец и по единственному видимому глазу Тетсуо определяет, что тот расплывается в благостной улыбке.
- Хорошо.
- Слушай, я тут воду с реки нес, а сейчас гляжу во двор – колодец. Он пересох уже да?
- Н-не знаю, - снова заикается от волнения Тетсуо. – Его уже давно никто не трогал…
- Насколько давно? – вдруг неожиданно въедливо интересуется мужчина.
- Откуда мне знать, - неубедительно врет Тетсуо, пожимая плечами.
- Действительно…откуда? Сколько я тебе должен?
Тетсуо выдыхает было с облегчением, но хитро прищуренный в полуулыбке глаз не дает покоя – уж больно цепко, внимательно смотрит. Он хорошо знает этот взгляд – его дед смотрел так же, когда чуял ложь.
Глава 2. Беглецы и бродяги.
Когда мальчишка скрывается из виду, Какаши в задумчивости возвращается на полуразрушенную временем и стихией кухню. То, что малой чего-то недоговаривает, ясно как день. Но вот что? Хатаке связан по рукам и ногам необходимостью сидеть тише воды, ниже травы, иначе его легенда, шитая белыми нитками, расползется по швам, а это было бы очень некстати. Между Огнем и Страной Болот всегда были напряженные отношения, и Какаши меньше всего на свете хочет спровоцировать очередной виток политического конфликта.
И что же делать? И как быть?
- Думы думаем? – меланхолично вопрошает Паккун, бесшумно опускаясь на пыльный подоконник. – Ну и дыра… Ты тут жить собрался? Знаешь, беру свои слова обратно насчет твоей берлоги, на фоне этого она вполне ничего.
Какаши пропускает привычные замечания мимо ушей.
- Нашел что-нибудь?
- Найти-то нашел, - вздыхает Паккун. – Да не то.
Какаши достает из потайного кармана гражданской одежды сложенную карту и, развернув ее, кладет перед псом.
- Показывай.
- Вот здесь, в тридцати километрах к северо-востоку странно пахнет. Вроде бы людьми, а вроде бы и нет… Там неподалеку торфяное болото, оно горит под землей и весь запах перебивает. И чакра… Очень необычный фон, я такой встречал только однажды.
Какаши хмурится и трет подбородок через непривычную, сшитую из полос эластичного бинта маску.
- Где?
- Храм фанатиков Дзясина, - переступая лапами по подоконнику, ворчливо говорит Паккун. – Там черте что творилось – много жертвоприношений, они еще как-то умудрялись статуи храмовые чакрой заряжать, так что полная ерунда... Вот и здесь почти так же, может развалины какие старые?
Какаши внимательно смотрит на карту, но не может вспомнить ни о каких храмах или других культовых постройках в этом районе: обычная глушь, давно заброшенные шахты, болота, да небольшие деревни, разбросанные в долинах.
- Я проверю завтра сам, - наконец, решает он.
- Проверь, но не думаю, что ты сумеешь найти то, чего не сумел найти я. Я же все лапы исходил, мои подушечки… - Паккун вдруг замолкает и многозначительно кивает в сторону лежащих на столе продуктов.
Какаши машет рукой – мол, бери что хочешь, и Паккун с воодушевлением устремляется к столу. Наблюдая за тем, как пес споро расправляется с костями, он обдумывает сложившуюся ситуацию. Паккун прав: даже шаринган не в силах тягаться с собачьим нюхом. Придется зайти с другой стороны.
Быстро набросав на листке бумаги послание, он сворачивает его в трубочку и отдает сытому и подобревшему Паккуну.
- Местному лекарю Сусуми.
Пес понятливо кивает и растворяется в густой листве.
Хатаке задумчиво барабанит пальцами по опустевшему подоконнику и еще раз пытается сопоставить кусочки паззла воедино.
Неделю назад АНБУ сообщили, что их информаторы видели, как нукенин Тумана в сопровождении неизвестного лица пересекал границу Страны Болот. Три дня назад удалось установить личность этого неизвестного – Масару Хирото, дзенин Страны Земли, недавно дезертировавший прямо во время миссии и уже объявленный в международный розыск.
Хатаке неплохо знал психологию нукенинов – те были одиночками по природе и редко объединялись в пары или группы. Но почему же этих двоих видели вместе? Что могло объединять их, отступников из разных селений? И почему похищенные свитки еще не всплыли на черном рынке?
Во всем мире существовало всего несколько организаций, чье руководство было достаточно сильно, чтобы суметь управлять преступниками класса S. Неужели это новая организация или что-то другое? И как все это может быть связано с дайме Огня?
А может быть это всего лишь случайность и разыгравшаяся паранойя штабных аналитиков?
Вопросы... Слишком много вопросов и ни одного ответа. Какаши вздыхает и, смахнув со стола мусор и парочку наглых мокриц, ложится прямо на него, подложив под голову пакет с крупой. Стол натужно скрипит, но выдерживает.
Чего попусту тратить время на бесполезные догадки? Он уже давно не мальчик, так что, если жизнь шиноби его чему и научила, так это терпению и искусству выжидания нужного момента. А пока… Радостная расцветка обложки «Ича-Ича» ярким пятном выделяется на фоне темного помещения и Хатаке с наслаждением вдыхает запах свежей типографской краски.
***
- Не пойду! – упирается Тетсуо, глядя на брата исподлобья.
- Что значит «не пойду»? – угрожающе шипит Дайске, потрясая письмом от лекаря. – Кто, если не ты? Я что ли? Или мать? Думаешь, у нас других дел нету, как бегать туда-сюда по деревне с посылками?
- Есть, - почти шепотом отвечает Тетсуо, внимательно разглядывая собственные грязные пальцы, выглядывающие из сандалий. – Но я не хочу туда…
- Хочешь – не хочешь, что за ерунда? А кушать ты тоже не хочешь? – устало трет виски брат и обнуляет деревянные счеты. Тетсуо вдруг вспоминает, что во время последней поездки в город мать хотела купить электрическую счетную машинку, которой пользуются в магазинчике Тануки, но, узнав, сколько та стоит, рассмеялась торговцу в лицо.
- Ты уже не ребенок, - с нажимом продолжает Дайске. – И что это еще за глупости?
Тетсуо поджимает губы и сцепляет пальцы в замок. Ему безумно стыдно так подводить брата, но… Как же объяснить Дайске то невыносимое, странное чувство, которое охватывает его при виде того забинтованного чужака? Это даже не страх, это что-то другое, невыразимое, от чего волоски на руках встают дыбом, а в горле пересыхает.
- Это все из-за той страшилки, что я тебе тогда рассказал? – вдруг хихикает Дайске. – Ну и дурак, раз поверил.
- То есть… Ты мне наврал? – недоверчиво спрашивает Тетсуо.
- Ну как тебе сказать, - брат откидывается на стуле, потягиваясь до хруста в позвонках. – Там действительно жил какой-то чудак с семьей, а потом их нашли убитыми. Скорее всего разбойники или кто из бывших шиноби рядом проходил… Просто прирезали, чтобы под ногами не вертелись, а потом вынесли из дома все, что плохо лежало.
- Но зачем ты мне?..
- Затем, братишка, что я страсть как люблю тебя пугать, - бурчит Дайске. – Ты когда боишься, сразу шелковый становишься.
- Я не трус! – возмущенно вспыхивает Тетсуо.
- Еще как трус, - пожимает плечами брат. – Ты же не хочешь идти туда, значит боишься. Смотри штанишки не намочи… Или матери пойдешь жаловаться? Так ты учти, она трусов тоже не любит.
Тетсуо сжимает пальцы до побелевших костяшек и стискивает зубы.
Он не боится, не боится, не…
- Я не боюсь, - тихо говорит он. – Просто тот… Тот забинтованный, который теперь в доме живет, странный.
- Не глупи, - смягчается Дайске. – Просто калека из горного селения, к нашему лекарю приехал, чтоб подлечиться. Сусуми говорит, что он не заразный, просто жалкий весь, лица никому не показывает, чтобы не шугались, и к нам спускаться не будет – тяжело ему ходить.
Тетсуо хочет было возразить – он-то видел, как этот калека ходит безо всякой хромоты!
- Так что будь другом и отнеси бедняге его лекарства. Сусуми бы и сам сходил, но он уже давно не мальчик.
Тетсуо колеблется, но уже понимает, что согласится. Брат и мать работают, старика Сусуми на холм гнать сущее преступление… Он просто оставит посылку у двери и незаметно уйдет.
***
Какаши прислоняется спиной к прогретому солнцем дереву веранды и с удовольствием вытягивает вперед ноющие ноги. Некогда раздробленное колено, наконец, унимается и он удовлетворенно вздыхает.
Хатаке терпеть не мог болота еще с первых миссий в Туман, где днями напролет приходилось брести по бедро в холодной грязи, но выбора не было – ночью он не сомкнул и глаз, прочесывая окрестности. Торфяники действительно горели, и этот едкий запах гари перебивал все остальное. К тому же… Паккун был прав – в том районе с ощущениями творилось черти что: всюду в воздухе была разлита странная смесь из чакры и чего-то еще, что невозможно было идентифицировать. Поэтому территорию пришлось обыскивать по старинке – на своих двоих, квадрат за квадратом… И все равно по нулям.
А это значило, что у Какаши не оставалось иного выбора, кроме как расспросить местное население. Но и с этим были проблемы: шиноби здесь явно не любили. Но оно и немудрено – место от столицы удаленное, некогда славное своими богатыми рудниками… Лакомый кусочек для каждого, кто способен удержать в руках катану. И десятое дело, что рудники вот уже четверть века вконец измельчали – память поколений, влачивших существование под гнетом бандитов, будет жива еще долго.
К тому же сам Какаши был не слишком хорош в «разработке» гражданского населения: кто в здравом уме поверит парню, скрывающему лицо? В этом конкретном искусстве обаятельный Гай всегда давал ему сто очков вперед…
Сигнальные свитки срабатывают исправно, он чувствует приближение мальчишки за несколько минут до того, как его вихрастая голова показывается у дома.
- О, а я тебя жду, - приветствует его Какаши, спешно придумывая, как вытянуть из неразговорчивого юнца нужные сведения.
Мальчика останавливается в дюжине шагов от Хатаке и смотрит на него своими огромными, светло-карими, почти желтыми глазами.
- Это от Сусуми?
- Да, - шепчет мальчика, поудобнее перехватывая посылку.
- А, ну здорово, - Какаши, привычным было жестом хочет почесать затылок, но пальцы натыкаются на ткань. Серые волосы – слишком приметно. Те, за кем он охотится, точно знают, как именно выглядит Шаринган Какаши, поэтому ему приходится перестраховаться.
- Давай, проходи, - как можно дружелюбнее говорит Хатаке, кивая на дверь. – Там все еще уныло, но уже не так плохо, как в прошлый раз.
Мальчишка недоверчиво косится сначала на него, а потом на дверной проем. Какаши хорошо знает таких: мальчик, воспитанный матерью или бабкой, тихий и смирный до поры до времени, из тех, про которых говорят «себе на уме». С такими сложнее всего – придется перебрать десяток ключей, прежде, чем тот хотя бы приоткроется. Или… Хатаке никогда не был сторонником радикальных мер, но на миссии, как на войне - нет места сентиментальности.
Какаши встает с теплых досок и, нарочито подволакивая правую ногу, первым отправляется в дом. Мальчик явно колеблется, но потом шагает следом.
Внутри все еще сыро, а из углов тянет плесенью, но уже значительно светлее и чище и даже видно, что когда-то давно здесь было очень уютно. Поначалу Какаши вообще был удивлен тому, что здание так хорошо сохранилось, но чуть позже, внимательнее исследуя его, он почувствовал слабый отголосок чакры, и секрет неуязвимости раскрылся: при постройке дома явно использовались специальные техники. Да и общая архитектура здания до боли напоминала дома Конохи.
Неожиданно звуки шагов за спиной Какаши стихают. Хатаке оборачивает и видит, что мальчишка застыл, как вкопанный и огромными глазами уставился куда-то в стену. Он прослеживает его взгляд и досадливо морщится. Только это ему сейчас не хватало…
На некогда белой, но сейчас серой, в сетке трещин стене отчетливо виднеется темный отпечаток ступни. Маленькой, скорее всего женской. Какаши повидал слишком многое, чтобы обманываться – отпечаток оставлен ногой, измазанной в крови. Хатаке поднимает голову и видит, что на пыльном, в сетке паутины потолке целая цепочка из таких следов. Читать отчеты о миссии и видеть все воочию – совершенно разные вещи.
Какаши подходит к мальчишке и, аккуратно взяв того за костлявые плечи, мягко подталкивает в сторону кухни. Усадив его за стол, он ставит перед ним чашку чая.
- Пей.
И мальчишка послушно пьет, не обращая внимания на горьковатый привкус.
– Боишься этого дома?
Мальчишка, сделавший было глоток, закашливается и проливает обжигающе горячий напиток на колени.
- Откуда вы?..
- Слухами земля полнится, - пожимает плечами Какаши.
- Нет, я не боюсь этого дома.
- Но тогда чего?
- Того, что здесь произошло.
- А что ты знаешь об этом?
- Я…
Мальчишка замолкает и с полминуты в нерешительности кусает губы. Какаши точно знает о той борьбе, что идет сейчас в чужой душе и о том невыносимом, разъедающем желании выговориться, освободиться о того, что одолевает его… Наконец, оно побеждает и страх и здравый смысл - слова, словно вода из прорванной запруды, льются из чужого рта непрерывным потоком.
В истории, которую рассказывает мальчишка, все примерно так, как Хатаке и ожидал, за исключением огромного количества жутких подробностей. Видимо, за давностью лет произошедшее обросло домыслами гражданских, которые передавали ее из уст в уста. Какаши вообще всегда поражала их любовь к выдумке и преувеличению. Наверное, фантазии и страсти, с которой они предавались этому делу, мог бы позавидовать сам Жабий Отшельник, что теперь зарабатывал на хлеб писательством.
Но это и не удивительно: шиноби и их ремесло всегда были благодатной темой для жутких историй. И едва ли кто из сплетников хоть раз задумался о том, что не будь в мире скрытых деревень, страны давно бы захлестнула волна преступности.
- Значит, получается, он зарубил свою семью, а потом пропал?
Мальчишка трясет головой, словно заведенный:
- Он еще их сердца забрал… И голову.
- И голову?..
- Да, говорят, что он ее в колодец за домом кинул. Дайске говорил, что там еще был пепел… И что дед не верил во все это.
Какаши в задумчивости переплетает пальцы в замок. Пепел? Видимо, в группе зачистки был кто-то из Учих… Но зачем надо было убивать жену? Она же была из гражданских… Да еще и детей положили так жестоко… Что же они искали? Хатаке в очередной раз жалеет, что ему так и не дали доступа в архив АНБУ и даже связи в штабе не помогли.
Когда мальчишка широко зевает и трет сонные глаза, Какаши, наконец, задает самый важный вопрос:
- За последние пару месяцев ты видел вблизи селения что-нибудь странное? Может быть, на болоте или возле реки?
- Странное? Да вроде бы ничего такого… Только вы.
Какаши хмыкает.
- И еще Кенто перебрал как-то вечером и клялся, что видел на озере, что за болотом, демонов.
- Каких еще демонов?
- Да врет он все, - вяло отмахивается мальчишка. – Кто-то из стариков сказал ему, что на том месте клев хороший, вот он и пошел рано, еще затемно туда. Дайске говорит, что он не рыбу ловить туда ходил, а от жены своей, пилы, сбежал, да выпивки с собой прихватил, вот и привиделось ему всякое… Говорит, что видел демона озерного – страшного как сам дьявол, с акульей шкурой и глазами желтыми, горящими, как угли…
Какаши удовлетворенно кивает. Все сходится – и внешность измененная Кеккай Генкаем, и место… Это отступник Тумана.
Но все равно район поисков остается большим.
Мальчишка, тем временем, допив чай, уже клюет носом. Какаши осторожно убирает от него чашку, резко пахнущую травами, которые маскируют запах сыворотки правды и будит его.
- Тебе пора.
Тот хлопает осоловелыми глазами и кивает. Какаши вручает ему записку для лекаря и выпроваживает. Уже у самого выхода, на полуразвалившейся веранде, мальчишка вдруг спотыкается о рассохшиеся доски пола и заваливается вбок, ударяясь плечом об потемневшую стену. Та, вдруг, приходит в движение и, затрещав, начинает разваливаться.
Хатаке колеблется долю секунды: он знает, что не должен раскрывать свое инкогнито, но дать умереть ребенку прямо у него на глазах… Однако прежде, чем он начинает действовать, происходит нечто странное. До этого сонный и неповоротливый, мальчишка вдруг разом просыпается и вокруг его угловатой, тощей фигуры на секунду вспыхивает яркий золотистый ореол, а в следующий миг он пулей вылетает на улицу.
Какаши следует за ним. За их спинами вздымается облако пыли, и веранда с грохотом обваливается окончательно.
- Я… Что это?..- мальчишка выглядит испуганным, ошарашенным и нездорово бледным.
Когда он, пошатнувшись, начинает заваливаться, Хатаке легко подхватывает его и аккуратно устраивает на траве.
Шаринган Какаши был мастером иллюзии, поэтому знал, что верить абсолютно всему, что видишь нельзя. Но в этот раз ему приходится поверить: мальчишка-замарашка из глухой деревни вне всяких сомнений был шиноби. Правда он и сам об этом еще не знал.
Какаши присаживается рядом с потерявшим сознание подростком и считывает пульс – все в норме, значит это простое перенапряжение. Хатаке подтягивает ноги к груди и задумчиво смотрит на курносое лицо в ярких рыжих пятнах веснушек, на медные, с едкой рыжиной волосы… Озаренный догадкой, Хатаке приподнимает чужое веко – так и есть, глаз светло-карий, почти желтый, словно у совы.
Какаши, метнувшись в дом, достает из аптечки нюхательную соль и быстро приводит мальчишку в чувство.
- Твоя фамилия!
- Ф-фамилия? – начинает заикаться от испуга тот.
- Твоя, - уже терпеливее повторяет Хатаке.
- Масато. Тетсуо Масато.
- А твоей матери?
- Кайто…
Кайто?.. Есть, фамилии сходятся! Какаши торопливо вспоминает все, что читал в старых свитках о монахах из Подземного Братства.
- У кого-нибудь из твоих родственников были шрамы на спине? Как от плети?
Мальчишка непонимающе хмурится, кажется, готовый вот-вот расплакаться, но все же кивает.
- У деда… У деда были, мы видели, когда на реку купаться ходили.
- Твой дед всю жизнь прожил в селении?
- Он родился здесь, но после войны уехал в столицу, а вернулся только в старости.
Какаши чувствует, как закипает в венах азарт, сродни тому, что испытывает гончая, которая вот-вот настигнет свою жертву.
- Молодец! – Хатаке треплет Тетсуо по волосам и, порывшись в кармане, дает ему несколько монет. – Беги домой и спасибо за травы.
- Но что… Что произошло? – вставая на ноги и чуть пошатываясь, спрашивает мальчишка.
- Да ничего особенного, просто веранда старая, вот и развалилась… Тебя чудом не накрыло.
Тетсуо заторможено кивает и, зажав монеты в кулаке, медленно бредет в сторону дороги. Какаши же, спешно возвращается домой и вызывает Паккуна.
- Появилась информация. Скорее всего это старый храм Ордена Подземного Братства, обыскиваем озеро в четвертом квадрате, ищем вход в пещеру.
Пес решительно кивает и не говорит ни слова о подушечках.
Время шуток кончилось.
Глава 3. Тайное и явное.
В этот раз они движутся быстро и целенаправленно – не замедляясь и не останавливаясь. В небольшом карьере недалеко от озера Какаши замечает следы известняка и мела и окончательно убеждается в своей правоте – где-то здесь, под землей должна быть карстовая пещера.
Они ищут вход в нее почти час, прочесывая территорию метр за метром, пока Паккун не замечает странно примятую траву возле огромного валуна. Осмотрев его, Какаши находит искусно замаскированный дотоном вход. Оценив узость лаза, Хатаке пропускает пса вперед.
- Ты компактнее, что поделать, - пожимает Какаши плечами в ответ на недовольный взгляд Паккуна.
- Да нормально здесь, - доносится до него ворчание из темноты. – Двое таких как ты разойтись смогут.
Хатаке хмыкает и спускается следом.
И действительно, лаз, выглядевший таким тесным сверху, на поверку оказывает очень просторным и, что самое главное – удивительно обжитым: в полу виднеются выдолбленные в породе ступени, круто уходящие вниз.
Какаши на всякий случай скрывает чакру и начинает спуск вниз, но лестница, словно заколдованная, все никак не кончается и не кончается. Наконец, на глубине примерно семи сотен метров, Паккун, цокающий когтями впереди, останавливается.
- Давит, - хрипло говорит он. – Дальше без меня.
Хатаке, и сам чувствующий все возрастающее давление, даже не спорит. Еще чуть-чуть, и у него самого пойдет носом кровь. Остаток пути он проделывает в одиночестве.
Лестница заканчивается совершенно неожиданно – просто обрывается, упираясь в глухую стену. Какаши внимательно исследует ее – снова дотон. Обойти никак не получится, а если он сломает ее, точно будет обнаружен… Но выбор невелик. Решив попридержать до поры до времени тяжелую артиллерию, он просто концентрирует чакру в кулаке и на пробу наносит удар по преграде.
Секунду ничего не происходит, но потом камень покрывается сетью мелких трещин и с громким звуком разваливается на куски. Какаши отряхивает форменную перчатку и делает несколько шагов вперед, выходя из облака каменной пыли.
***
Хатаке готов ко всему: к затопленным кровью жертвенникам и горам расчлененных девственниц, к тихой и мирной секте фанатиков, доживающей своей век под землей, к вооруженной до зубов банде нукенинов, выстроившейся в ряд на расстоянии метра от него… Но то, что он видит, когда пыль рассеивается, удивляет даже его.
Все атрибуты логова фанатиков на месте: высокий потолок, теряющийся во мраке пещеры, массивные каменные колонны с культовыми барельефами и даже огромная статуя в лучших традициях идолопоклонничества…
- Нет-нет, можете не прерываться, я могу подождать, - хмыкает Какаши, скрещивая руки на груди.
Местный «фон», не позволяющий ощущать чакру, сыграл с обитателями пещеры злую шутку: они даже не почувствовали, что к их убежищу подкрался кто-то чужой, и лишь разрушение камня отвлекло их от… крайне интимного занятия. Хатаке уже начинает предвкушать, с какими лицами и интонациями будут читать штабные отчеты о его миссии.
Еще никогда прежде Какаши не доводилось заставать противника в столь пикантный момент, и это немного сбивало с толку. Особенно сбивали с толку полные, дерзко ощетинившиеся пиками сосков груди беглянки из Тумана и крутой изгиб ее мощных, в белых полосах шрамов бедер… Хатаке едва заставляет себя оторваться от приятного зрелища и взглянуть на ее любовника, что спешно тянется к сумке, лежащей неподалеку. А вот и похищенные свитки…
А ларчик-то просто открывался, вдруг думается Какаши, и он душит смешок. Никаких заговоров, никаких интриг и тайных организаций… Это не политика, а всего лишь любовь.
Масару Хирото и Фумико Акеми - просто «он» и «она» по разные стороны баррикад.
Но время для лирики наступит позже, одергивает себя Хатаке и едва успевает увернуться от огромной водяной акулы, призванной Акеми. На секунду он теряет противников из вида, и те успевают броситься врассыпную, укрываясь за колоннами.
Хатаке даже не пытается их преследовать – незнакомая местность, так что можно легко нарваться на ловушку или засаду. Нет, он предпочтет выждать и проанализировать…
Первым терпение теряет Хирото, воспользовавшись техникой земли и остатками воды от распавшейся акулы он атакует Копирующего мощным грязевым потоком. Какаши хорошо помнит эту технику – «Дотон: Дорью Тайга» и даже единожды видел ее в исполнении Третьего, так что знает чего ожидать и вовремя уходит с линии атаки – снаряды Грязевого Дракона проходят мимо, круша колонны.
Воспользовавшись прикрытием чужой техники, он быстро складывает печати и создает электрического клона, прячась в каменных развалинах.
Какаши тревожит отсутствие Акеми на поле боя, она явно что-то задумала, поэтому он поднимает повязку и оглядывает помещение шаринганом. Нукенин Земли, как он и предполагал, использовал клона, а это значит… Его собственный клон, с характерным звуком исчезает, а вонзившая в него катану Фумико застывает, парализованная молнией, высвободившейся после уничтожения клона.
Какаши выходит из своего укрытия и, на ходу формируя вокруг правой руки кокон Чидори, стремительно движется в сторону Акеми. Ее золотые глаза панически расширяются, яркий рот искажается в беззвучном крике. Но Хатаке даже не смотрит на нее – это Чидори предназначено вовсе не ей, а тому, кто ценой своей жизни захочет… Угадал!
На его пути вырастает Хирото и Какаши вонзает руку в чужую грудь, проваливаясь в горячее нутро по самое запястье. Отдернув руку и отряхнув с нее кровь, он стремительно движется в сторону Акеми, чтобы все закончить, но она, вдруг, ухмыляется и ее обнаженное тело начинает плавиться, словно подтаявшее на солнце мороженое.
Какаши и раньше видел эту технику, поэтому, стянув маску на подбородок, использует катон. С громким вскриком Акеми вновь возвращается в твердое состояние и болезненно морщится от огромного ожога на левом боку.
Неожиданно земля под ногами начинает дрожать, а под высоким потолком прокатывается гулкий рокот и сверху начинает сыпаться каменная крошка. Какаши резко оборачивается и видит, как Хирото улыбается окровавленным ртом.
Он… Он вызвал землетрясение!
К выходу из пещеры они с Акеми бросаются одновременно, вот только Какаши быстрее – он выбегает в тоннель и перегораживает проход. Он бежит быстро, не оборачиваясь, слыша, как за спиной рушится огромная пещера и мечется в ярости Фумико.
Хатаке едва-едва успевает выбраться из разрушающегося тоннеля и с облегчением валится на прохладную траву. На усталое тело вязким, тяжелым ватным одеялом наваливается оцепенение.
Это типичный «отходняк» после боевой мобилизации – в голове гулкая пустота, а тело словно ватное и свинцовое одновременно.
- Заболеешь, - говорит Паккун и тычется носом Какаши в щеку.
Хатаке, словно в подтверждение его слов, чихает.
- Вот-вот.
Какаши садится на земле и небрежно натягивает маску обратно. Шаринган привычно пульсирует болью, и он прячет его под повязку.
- А где свитки?
Хатаке досадливо морщится – опять в штабе прочтут целую лекцию о надлежащем уровне выполнения миссий.
- Там остались, сам едва успел ноги унести.
- Бывает, - в голосе пса слышится сочувствие.
Только сейчас Какаши замечает, что ранен: видимо один из осколков разбитой колонны задел его плечо по касательной. Разорвав в этом месте одежду, он просит Паккуна осмотреть ранение.
- Жить будешь, но перевязать надо.
Кое-как наложив перевязку, Хатаке встает на ноги и медленно бредет в сторону деревни.
- Может тут заночуем? – предлагает Паккун, идущий рядом.
Какаши оглядывается и качает головой. Он слишком устал от этих болот, чтобы провести здесь еще и ночь. Ему нестерпимо и совершенно непрофессионально хочется домой, в залитую солнцем Коноху, к неутомимому Гаю, к своей холостяцкой квартирке с одиноким, едва живым кактусом на подоконнике и полке с «Ича-Ичей»…
- Нет, Паккун, домой.
- Домой так домой.
***
Но прежде, чем вернуться в Коноху, Какаши возвращается в дом на холме: это слишком деликатная миссия, чтобы оставлять за собой следы.
И каким-то шестым чувством Хатаке уже знает, кого найдет в темной гостиной.
- Что ты здесь делаешь?
Мальчишка, лежавший на полу и разглядывавший кровавые следы на потолке, вздрагивает и садится.
- Вас жду.
- Зачем?
- Поговорить хочу.
- О чем же? – Хатаке не теряет времени и ходит по комнате, собирая в рюкзак свои вещи.
- О том… Том, что случилось. Я ведь не мог так быстро выбежать из веранды. Никто не мог, - хмуриться Тетсуо. – Но я и вы очутились в дюжине шагов возле дома.
- Знаешь, иногда в критических ситуациях в людях просыпаются особые силы, - не слишком убедительно врет Какаши. – Вот и в тебе проснулись.
- Вы - шиноби.
Какаши замирает, а потом медленно оборачивается к собеседнику.
- Да ну?
- Вы двигаетесь быстро, - тихо, но решительно говорит Тетсуо. – И ходите бесшумно. И еще вы были на болотах, у вас сандалии грязные… Вы ведь ловили того демона, да?
Хатаке хмыкает.
- Даже если это и так, то что?
- Вы ведь знаете, что здесь случилось, - Тетсуо кивает на кровавые следы. – Зачем он это сделал?
Какаши вздыхает и скрещивает руки на груди. Что же делать?
Мальчишка очень сообразителен для своих лет, и при должном обучении из него мог бы получиться отличный шиноби, но… Он ведь сюда не благотворительностью заниматься приехал. Миссия выполнена, его больше ничто здесь не держит.
- Пожалуйста, я никому не расскажу, - вдруг подается вперед Тетсуо и его глаза загораются. – Просто мне нужно это! Мне нужно знать!
Какаши привык доверять интуиции, и в этот раз она подсказывает, что мальчишка действительно будет молчать. Но правила… Хатаке вдруг понимает, кого он ему напоминает, этот Тетсуо – Обито. И дело даже не во внешности и не в манере поведения – как раз в этом-то между ними нет ничего общего. Их схожесть кроется в чем-то другом, в чем-то неуловимом, что скользит в прямом, внезапно ставшим таким решительным взгляде и в голосе…
- Он не убивал их.
- Но кто тогда?..
- Его звали Кайоши, и он действительно был шиноби Огня. В разгар войны он бежал из своей скрытой деревни, прихватив с собой очень ценные свитки. Его долго не могли найти, но когда нашли… Они убили его. Пепел, что нашли у колодца – его прах.
- Но зачем они убили детей? Они же были не шиноби!
- Были. Он вырастил их как шиноби, поэтому, когда за ними пришли, они оказали сопротивление, - Какаши хорошо знает, о чем говорит: он и сам не раз принимал участие в подобных зачистках. – Поэтому их тоже убили.
Хатаке не может понять, зачем рассказывает все это мальчишке, в чьих жилах течет кровь шиноби, но что проживет всю свою жизнь как гражданский.
Наверное… Наверное, он просто стал сентиментален с годами.
- Зачем… - вдруг шепчет Тетсуо. – Зачем вы становитесь шиноби? Зачем вы убиваете друг друга?
- Затем, что кто-то должен быть шиноби, - устало отвечает Какаши. – В мире есть эта ноша, и кто-то должен нести ее. Люди не умеют жить в согласии и любви, такова уж наша природа, а мы… Одни говорят, что мы - меньшее из зол, другие, что мы и есть зло.
Мальчишка кусает губы и в уголке бледного рта проступает алая капля.
- А что думаете вы?
Что думает он? Какаши поправляет сбившуюся повязку и морщится, когда присохшая кровь отдирается от раны. Он думает… Да ничего он не думает, но разве скажешь так ребенку? Разве поймет он, что значит быть шиноби?
Быть шиноби, наверное, в крови. Его отец был шиноби, его дед был шиноби и весь его род – шиноби до мозга костей.
Какаши рад был бы сказать что-то высокое, чистое, пронизанное идеалами Воли Огня, но… Он просто говорит правду.
- Я не знаю другой жизни кроме этой. На войнах и миссиях я потерял всех, кто когда-либо был дорог мне. - Наверное, это «синдром попутчика», - думает Хатаке, - когда, видя человека в первый и в последний раз в жизни, вдруг неожиданно для самого себя открываешься ему так, как не открывался ни перед кем из близких. - Но я верю в то, что все это не зря. Мой учитель говорил, что мир и процветание всегда оплачены чьей-то кровью. Но так же он говорил и то, что нам всегда нужно выбирать, кем быть и чем жертвовать. Этот мир, возможно, худший из миров, но это наш мир.
- Значит, вы защищаете этот мир?
- Можно сказать и так. Хотя у нас не всегда получается… - Какаши хмыкает и перекидывает лямку рюкзака через здоровое плечо. – Ты ведь все уже понял.
Тетсуо встает и подходит к Хатаке почти вплотную. Из-за разницы в росте ему приходится запрокинуть голову и Какаши невольно восхищается тем, как изменился этот пугливый мальчишка за каких-то несколько дней.
- Я ведь тоже… Тоже шиноби, да?
- Да.
- Мой брат и моя мать ненавидят шиноби, они говорят, что он них только беды.
- Но решать ведь не им – тебе.
Несколько секунд они стоят в молчании, а потом выходят на улицу. Какаши бросает взгляд на мрачный дом и только сейчас вспоминает то, что хотел сделать уже давно.
- Подержи-ка, - говорит Хатаке, отдавая рюкзак Тетсуо и быстрым шагом огибает дом.
От колодца, накрытого крышкой, слабо-слабо тянет силой, раньше Какаши думал, что это от того, что его построили при помощи техник, но сейчас… Сейчас он вдруг позволяет себе одну догадку.
Что такого мог унести беглый дзенин? А главное – почему это дело до сих пор находится в засекреченной секции архива?
Тяжелая крышка сдвигается неохотно, скрипит и стонет, но все же сдвигается. Какаши морщится от неприятного запаха гнили и сырости, но любопытство пересиливает – он перегибается через высокий каменный бортик и заглядывает внутрь.
Вот и ответ на вопрос: потому что, даже зачистив дом и уничтожив всех, ойнины так и не сумели найти пропажу.
Хатаке концентрирует чакру в ступнях ног и ладонях, а потом осторожно спускается в колодец. Он почти пересох – воды осталось метра на полтора, не больше, так что он легко достает со дна запечатанный контейнер со свитками.
На всех стоит маркировка «S». Это киндзюцу – запрещенные техники, львиная доля которых была страшным наследием Орочимару.
Какаши пересчитывает их – почти дюжина. Это действительно много, и на черном рынке каждый из них стоит целое состояние.
Как же так получилось, что потомственный шиноби, всегда бывший лояльным Конохе, бежал из деревни, в самый нужный момент, забрав из агонизирующего селения настолько опасные и ценные свитки?
Какаши никогда не мог понять причин его поступка, но сейчас… Сейчас он вспоминает недовольство Сакумо, когда его двоюродный брат - Кайоши Хатаке привел в клан невесту не из куноичи.
«Гражданская» - только и процедил он сквозь зубы. Тогда Какаши бы слишком мал, чтобы понять отца, но сейчас, кажется, понимал и Сакумо и Кайоши.
Ему вдруг необычайно отчетливо вспоминается взгляд Хирото, отступника из Страны Земли, что своим телом прикрыл женщину, ради которой предал всю свою жизнь. Может быть, в этом и была причина?
Любовь.
В случае Кайоши любовь к женщине, что никогда бы до конца так и не поняла, что значит быть шиноби. Что никогда бы не простила мужу смерти их детей в разрушенной Девятихвостым Конохе, что умоляла его бежать прочь, прочь от войны… И Кайоши поддался.
Еще никогда прежде Какаши так не задумывался о той пропасти, что отделяла шиноби от обычных людей. Неужели они действительно настолько разные?
Хатаке не знает ни одной пары, состоящей из гражданского и шиноби – только изредка слышит сальные шуточки в дзенинских раздевалках о мелких интрижках, которые всегда заканчиваются одним и тем же – ничем.
Разница в психологии слишком велика, и то, от чего обычных людей будут годами мучить кошмары, шиноби же не лишит даже аппетита. Об этом Какаши знал не понаслышке.
- Из-за этого их убили?
Хатаке вздрагивает и обнаруживает себя сидящим на бортике колодца и прижимающим к груди контейнер со свитками. Тетсуо стоит в нескольких шагах от него, сгорбившись под тяжестью рюкзака.
- Да.
- Из-за куска бумаги?
- Если бы все было так просто… Эти «куски бумаги», попади они не в те руки, могли бы уничтожить целые города, если не страны.
- Понятно, - серьезно кивает мальчишка.
Какаши, проверив целостность контейнера и смахнув с него остатки воды, осторожно складывает его в рюкзак.
Свитки скоро будут возвращены на место, прошлого не вернуть, а природы людей не изменить. Он закончил свою миссию и может возвращаться домой.
Хотя… Хатаке встречается взглядом с желтыми глазами – отличительная черта некогда могущественного, но ныне рассеянного по свету клана Кайто.
Нет, он еще не закончил.
Какаши кладет ладонь поверх рыжих волос.
- Решать тебе, - повторяет он.
Тетсуо хмурится, а потом, вдруг, словно что-то для себя решив, широко улыбается, от чего его рыжие волосы и веснушки на лице становятся в несколько раз ярче.
- Мне, - кивает он.
Вопрос: ?
| 1. спасибо :З | 9 | (47.37%) | |
| 2. ниасилил/ не круто | 2 | (10.53%) | |
| 3. хочешь потрогать мои подушечки? (с) | 8 | (42.11%) | |
| Всего: | 19 | ||
-
-
04.01.2013 в 21:23-
-
04.01.2013 в 21:24-
-
05.01.2013 в 15:48-
-
05.01.2013 в 15:55-
-
05.01.2013 в 16:17-
-
05.01.2013 в 16:25о, я, кстати, когда эту темку с гражданскими и шиноби обмозговывала, сначала про Сакуру подумала и ее родителей. Но чем больше думала, тем менее сексуальным мне казался этот вариант... Поэтому решила остановиться на экшене и старине Какаши
-
-
05.01.2013 в 16:29