Новая глава кисаиты «И свет погас».
Так рада, что пейринг ещё живет, что есть ещё землекопы окромя.
Друзья, давайте поддержим автора отзывом и лойсом животворящим?

ficbook.net/readfic/7798278

---

В моём провинциальном городе с утречка выпал первый снег. Движение встало, такси ехало полчаса и втридорога. На перекрёстке стукнулись. Пока ждала новую машину, опоздала на рейс.
Поняла, что есть у частых переплётов плюсы: я спокойна как Будда, когда в аэропорту или в самолете что-то идёт не так. Мне кажется, если мы начнём падать, я приму это стоически-похуестически.
Поменяла билеты, съела 2 куска торта вместо одного. Перечитала «Далекие твердыни» прекрасной Ауренги. Меня накрыла ебической силы ностальгия.
Впервые я читала «Твердыни» 10 лет назад, срок достаточный, чтобы рассказ засиял как в первые. Обожаю главного героя, обожаю затейливый витиеватый стиль (хотя обычно тяготею к телеграфному, лол), обожаю падать в пучины свих сладких 2009-2010.
Забавно: в первое прочтение по девочковому романтизировала линию Рэндо-Маи. Было в этом что-то щемящее и тоскливое, во всей это юстовости и несбыточности.
Сейчас же смотрю иначе: «не было и нахуй не надо такого добра». Взрослею. Но это не точно.

А в Москву все же долетела, хотя и потратила в два раза больше времени, устала как пёс.

---

Друзья, спасибо за прекрасную игру

02.10.2019 в 17:40

Пишет  fandom Originals 2019:

fandom Originals 2019: деанон

Дорогие читатели!
ФБ-19 подошла к концу, и мы с вами прощаемся до следующего сезона) Огромное спасибо, что вы с нами!

забрать медальку побольше

Общее

Кэп	Mavka_Elza
Замкэп	Feotais
Организатор бартера	2sven
Бартерщики	fandom Tolkien Gen&Het 2019 - Анкорина, 2sven fandom Avatar 2019 - Анкорина fandom Stealth Games 2019 - Анкорина fandom Chernyi Yaschic Treski 2019 - Анкорина fandom Heartaches 2019 - 2sven fandom Terror 2019 - 2sven fandom Good Omens 2019 - Кая Кита, 2sven fandom Hot Non-Alcoholic Drinks 2019 - midrifmonster fandom Russian original 2019 - gibbon, 2sven fandom Xenophilia 2019 - irizka2 fandom Omegaverse 2019 - Mavka_Elza fandom Kuroko no Basuke 2019 - Mavka_Elza fandom Black Sails 2019 - Mavka_Elza fandom Mo Xiang Tong Xiu novels 2019 - Keishiko fandom Kumys 2019 - 2sven
Куратор: визуал, ББ	Feotais
Куратор: челлендж	EgoZhu
Оформление	Feotais
Вёрстка шаблонов	Mavka_Elza
Вёрстка контента	Mavka_Elza
Деанон	Mavka_Elza, Feotais

Пост набора

Оформление	Feotais
Вёрстка	Дуня Дунявская
Пост заявок	Feotais

Визитка

Оформление, аватары, баннеры, вылупляхи (визуал)	Feotais
Вёрстка	Дуня Дунявская
Обои	Mavka_Elza
Вылупляхи	Крия, Marchela24
Видео	Мистраль13

Драбблы G–PG13

Название	Автор	Бета
Где мое место в мире?	Marchela24	deva_gor (АД), Касанди
Слухи — это неспроста	Mavka_Elza	Keishiko
Про трактор, который любил рисовать	Крия	Keishiko
Про трактор, который хотел быть художником	Крия	Keishiko
Про трактор и комбайн	Крия	Keishiko
Протест	priest_sat	Famirte
Интендант Его Темнейшества	Morrigan33	Mavka_Elza
Контакт	Marchela24	Касанди
На мосту	Morrigan33	Касанди
Под паранджой	Morrigan33	Keishiko
Без паранджи	Morrigan33	Keishiko
Очень грустная история	midrifmonster	Keishiko
Маша и собачка	irizka2	Fereht World
В сети	irizka2	Fereht World
Не надо покупать слона!	Анкорина	priest_sat
Синяя Борода	Анкорина	priest_sat
Эсхатологическая яйцеклетка аппенциллера	Анкорина	priest_sat
Перекопский вал	Анкорина	priest_sat
Кто-то	Анкорина	priest_sat
Зарубки	Анкорина	priest_sat
Три вкуса пластика	Анкорина	priest_sat
ПМПК для Колобка	Анкорина	priest_sat
Любовь и котики	Keishiko	wal
Вредные советы авторам и бетам	Famirte	Mavka_Elza

Мини G–PG13

Название	Автор	Бета
Миссия «Мудозвон»	Дуня Дунявская	wal
К нам приехал ревизор	Morrigan33	Касанди
Лилит	Аллорет НКеллен	Le Mistigris, Fereht World
Десять шкур	irizka2	Fereht World
Женщины за сорок	Morrigan33	Mavka_Elza
Болгарский перец	Крия	Keishiko
Мечты в реальность	midrifmonster	Keishiko
День су	Мильва	priest_sat, wal
Ученица	Анкорина	priest_sat

Визуал G–PG13

Название	Автор
Пробуждение радости	Evirinda
Паутина	Feotais
Персонаж восьмого плана	Luka_Z
Horse	Luka_Z
Из пены морской	Feotais
Черный плащ	EgoZhu
Моя любовь	Мистраль13
Шепот	EgoZhu
Бороздя бескрайние просторы	EgoZhu
А мне на работу...	EgoZhu
Lantern thief	Luka_Z
IIIN	Luka_Z
Пионер	Luka_Z
Озарение	Le Mistigris
Метро	пакет с пакетами

Миди G–PG13

Название	Автор	Бета
Проклятье ведьмы	Askramandora	Касанди
Я тебя жду	irizka2	Fereht World

Челлендж

Название	Автор/Бета
Кувшинчик (Засушенные мгновения лета)	Мильва — автор, wal — бета
Винтаж	EgoZhu
Небесный корабль	Evirinda
Трио амулетов с агатом	[alas]
Давайте познакомимся!	Marchela24 — автор, priest_sat — бета
Здравствуй, грибочек!	EgoZhu
Айнана и ее семейство	Evirinda
Интендант Его Темнейшества	Валькирия_
К нам приехал ревизор	Валькирия_
Женщины за сорок	Валькирия_
Десять шкур	Валькирия_
Болгарский перец	Валькирия_
Любовь и котики	Валькирия_
Слухи — это неспроста	Валькирия_
Авокадо	[alas]
Антистресс	EgoZhu
Забери лето с собой	EgoZhu
Огни ночного города	PonchikARB
Зефир	PonchikARB
Полуночная милота	Evirinda
Проклятье ведьмы	Валькирия_
Утки-мандаринки	Evirinda
Говорит попугаю попугай	Evirinda
Жар-птенчики	Evirinda

ББ-тексты

Название	Автор	Бета
Под небом Бургундии	Зомбибой	АД
У смерти твои глаза	Ernst Wolff	Касанди
Яд Имуги	irizka2	Fereht World
Монета, которой...	2sven	Касанди
Удавка	irizka2	Fereht World
В сочувствии не нуждаюсь	priest_sat	Mavka_Elza
Человеческая любовь вечна...	Аллорет НКеллен	Касанди
Этому здесь не место	биполярочка	Ки., daana, Aizawa

ББ-иллюстрации

Название	Автор
Волчьей тропой	Feotais
Человеческая любовь вечна...	Zhaconda Crowling
Poison	EgoZhu

Драбблы R–NC21

Название	Автор	Бета
Сюрприз	~Мари	priest_sat
Мальчик	irizka2	Fereht World
Zero City	Marchela24	Mavka_Elza
Одно-единственное приключение	Белоснежжка	Mavka_Elza
Беззубый	nightanddau	Fereht World
Жена мертвеца	Zhaconda Crowling	Mavka_Elza
Двойной хэппи энд	irizka2	Fereht World
Однажды на балу	irizka2	Fereht World
Шайтан	Le Mistigris	АД

Мини R–NC21

Название	Автор	Бета
Отвернётся Бог, промолчит пастор	пакет с пакетами	Famirte, Касанди
Мускат	пакет с пакетами	Mavka_Elza
Авоська с апельсинами	Мильва	wal
Всадник с шестопером	Morrigan33	Mavka_Elza
Как по маслу	Серебряный рассвет	Fereht World
Кашемировая революция	Feotais	Касанди
Нелинейные желания	Мильва	Касанди, Wal
Как Петр Михайлович женился	Белоснежжка	Касанди
Зарок	irizka2	Fereht World
Черное и белое	Аллорет НКеллен	Mavka_Elza
Короче некуда	nightanddau	Fereht World
Птица с крыльями цвета крови	Le Mistigris	АД

Визуал R–NC21

Название	Автор
Летнее страдательное	EgoZhu
Удавка	Zhaconda Crowling
Изучение анатомии на практике	EgoZhu
Тот, кто приходит с бурей	Аллорет НКеллен
Париж	пакет с пакетами
Из глубины	EgoZhu
Сиська на рейтинг	EgoZhu

Миди R–NC21

Название	Автор	Бета
Цирк	~ТАТИ~	priest_sat
Эскорт	~ТАТИ~	priest_sat
Лишний человек	Maksut	Касанди
Искра	Ernst Wolff	Касанди
Изменения в расписании	2sven	Касанди
Беглецы	irizka2	Fereht World

Спецквест

Название	Автор	Бета
Черепаха, хэндмейд	Mavka_Elza	-
Дождливым воскресным утром, кулинария	Мистраль13	Mavka_Elza
Turtles, сет аватар	EgoZhu
Blue, хэндмейд	EgoZhu
Трудности языка, миди	Marchela24	Касанди
Save the sea, коллаж	пакет с пакетами
Под знаком черепахи, мини	Le Mistigris	priest_sat
Однажды в Новом Париже, драббл	Аллорет НКеллен	priest_sat
Основы мироздания, драббл	Мильва	priest_sat, wal
Страна Му, мини	Zhaconda Crowling	АД

---

Лишний человек

Очень люблю этот текст
Писала в 2 присеста с интервалом 4 года и вуаля.
Спасибо fandom Originals 2019 за поддержку и отзывы!

Название: Лишний человек
Автор: Maksut
Бета: Касанди
Размер: миди, 4932 слов
Пейринг/Персонажи: авторские
Категория: гет
Жанр: драма
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Вернуться с войны можно телом, но не душой.
Примечание/Предупреждения: русреал, насилие, обсценная лексика, смерть персонажа
Для голосования: #. fandom Originals 2019 — "Лишний человек"


Глеб возвращается домой ранним утром. Железнодорожный вокзал встречает его тоскливым гулом поездов и серым светом. Облачно, к обеду пойдет дождь.

Он закидывает на плечо ремень пропыленной сумки и неуверенно шагает по перрону. То и дело его обгоняют нагруженные чемоданами люди и иностранцы с огромными рюкзаками. Кажется, немцы. Что они забыли в этой глуши?

На стоянке у вокзала к нему подходят несколько таксистов, он не торгуется, хотя знает, что цену задрали. Видавший виды жигуленок с грязными темно-зелеными боками пахнет бензином и старой машиной.

— Проездом? — спрашивает таксист в засаленной серой куртке.

— Домой, — кратко отвечает Глеб и отворачивается к окну. Больше они не разговаривают, только слушают печально хрипящее радио всю дорогу.

За пять лет город изменился. Не стал чище, не стал красивее, просто изменился. Тут и там повырастали пестрые торговые центры, одни магазины сменились другими, недостроенный жилой комплекс наконец избавился от металлического ограждения и обзавелся окнами, за которым просыпается жизнь.

— Останови у ларька.

Таксист послушно тормозит у круглосуточного киоска, зевает. Глеб расплачивается и выходит в прохладное утро.

В киоске пахнет чем-то кислым, усталая кассирша молча пробивает ему бутылку светлого пива. Глеб сгребает мелочь из лотка и ссыпает ее в карман. Теперь при ходьбе она негромко позвякивает.

Родной двор, в котором он родился и вырос, остался прежним. Детская площадка с облупившейся от времени краской, переполненные мусорные баки, в которых роется бомж с грязным мешком за плечами. Бомжа Глеб помнил — Пал Палыч, пьянчуга и интеллигент; говорили, при советах он был партийным функционером, уважаемым человеком.

Сейчас Пал Палыч едва стоит на ногах, но упорно и методично складывает в мешок бутылки. Судя по звяканью, улов у него сегодня неплохой.

Глеб садится на лавочку и открывает пиво. Вкуса он не чувствует, только холод и влагу стекла. Окна его квартиры на третьем этаже темны, все еще спят.

Сегодня среда, Тамара наверняка отсыпается после смены, а Егорка, должно быть, у бабки на даче.

— Допьешь, бутылочку отдашь? — сиплым голосом просит Пал Палыч.

Глеб делает глоток и отдает бомжу пиво. Тот бормочет слова благодарности и шаркающей походкой удаляется.

На улице становится светлее, по двору идут первые люди. Мрачные, со спящими глазами. Отлаженный за много лет механизм со скрипом запускает свои шестеренки, еще чуть-чуть — и жизнь закипит.

Глеб сидит на лавочке, курит и смотрит в окна своей квартиры. Он вспоминает Тамару, ее темные, вьющиеся у висков волосы, ее любимую ночную рубашку с обтрепанным кружевом на плечах. Он вспоминает, как по утрам она долго лежит в кровати с открытыми глазами. «Собираюсь с силами», — говорила она.

Теперь Глеб понимает ее. Он тоже собирается с силами.

К десяти на площадку высыпают первые дети. Незнакомые мальчишки со смуглыми лицами и черными волосами, они говорят на своем языке и громко смеются. Глеб не помнит их, он вообще многое позабыл за это время.

Он тушит последнюю сигарету, сминает пачку и выбрасывает ее в урну. Во рту солоно, ему бы сейчас пригодилось недопитое пиво, чтобы заглушить табачный привкус.

Выломанный домофон подъезда все так же неисправен, он поднимается на третий этаж, отмечая, что стены перекрасили в синий. Дверь все та же, ключ бесшумно проворачивается в замке.

В прихожей пахнет едой, кремом для обуви и чем-то неуловимым. Должно быть, это запах дома. Глеб не уверен.

Он разувается, аккуратно ставит грязные ботинки на коврик, снимает сумку и проходит вглубь квартиры. Он чувствует себя незваным гостем.

Тамара спит, разметав по подушке длинные волосы. Когда он уезжал, жена носила короткую стрижку. Разве волосы растут так быстро?

Ночная рубашка ему незнакома. На тонких бретелях, коротенькая, во сне она задралась, и Глебу видны белые ляжки с курчавым треугольником лобка.

Лица жены он не видит, оно закрыто волосами.

Глеб осторожно присаживается на краешек кровати и касается теплого плеча. Тамара не просыпается, только дергает рукой, словно силясь стряхнуть насекомое. Глеб убирает руку и уходит на кухню.

Новый чайник. Новая сахарница. Другие цветы на подоконнике.

Пять лет.

Он пьет чай из незнакомой кружки с надписью «С Днем Защитника Отечества!» и удивляется про себя: неужели Егорку уже поздравляют с 23 февраля?

Тамара просыпается ближе к полудню, идет в ванную, долго шумит водой. Выходит на кухню обнаженной, с тюрбаном из полотенца на голове. Застывает.

Глеб тоже замирает, боясь спугнуть ее, смотрит неотрывно, изучая заново.

Тамара еще молода и все так же красива. Белая полная грудь, крутые бедра, чуть выпуклый живот в белеющих полосах растяжек. Они появились после Егорки, поэтому ничуть не портили ее.

Тамара охает и странным жестом пытается прикрыться. Словно он незнакомый мужчина. Словно она чужая ему женщина.

— Глеб?.. — хрипло и как-то неуверенно спрашивает она.

— Я.

— Ты живой… ты живой!

Глеб кивает, неосознанно трогая себя за руку. Рука теплая, чуть шершавая. Живой.

— Я думала, ты умер. Все думали…

— А я живой.

Тамара обнимает его неловко, словно они мало знакомы.

А затем, словно разом ослабев, грузно оседает на табурет. Тюрбан из полотенца на ее голове разваливается, мокрые волосы змеями липнут к покатым плечам.

— Мы хоронили пустой гроб, — говорит она, и голос ее похож на шелест бумаги. — Поминки были. Приходили люди. Свечку за тебя ставили в церкви.

Глеб молча пьет чай. Ему нечего ответить. Он ведь и сам себя похоронил. Там, в душном темном подвале.

— Егорка?

— У бабки на даче. В субботу должен вернуться.

Глеб кивает.

Тамара вздрагивает от сквозняка, потянувшего из открытой форточки, уходит. Возвращается уже одетая, с туго стянутыми в пучок волосами. Ее глаза красны, но слез не видно.

— Ты голодный?

Глеб прислушивается к себе и ничего не чувствует, но кивает. Тамара начинает суетиться у плиты, разогревая суп и жареную картошку.

Глеб помнит, что жена готовит вкусно, но, зачерпывая суп и отправляя в рот ложку, не понимает вкуса. К своей еде Тамара не притрагивается, только крошит белыми пальцами кусочек хлеба.

— Мне бы помыться. Есть чистые вещи?

— Найдутся. Я твоего ничего не выкидывала. Просто убрала на антресоли.

Глеб кивает, уходит в ванную. В стаканчике с зубной пастой и ярко-розовым женским станком он видит мужскую бритву с тремя лезвиями. Возле флаконов с шампунями — пену для бритья.

У Тамары есть мужчина, понимает он.

И ничего не чувствует.

Так Глеб возвращается домой.



Егорке восемь. В последний раз Глеб видел его толстым трехлетним карапузом в джинсовом комбинезоне.

Сын не узнает его, это Глеб понимает по взгляду. Напряженному, тревожному.

— Я твой папа.

— Мама рассказывала о тебе. Ты похож на фотографии. Глаза синие, как у меня. И шрам вон тут. — Мальчишка проводит пальцем по губам.

Глеб касается рта, трет шрам жесткой ладонью.

Для Егорки он сейчас чужак. Незнакомец с фотографий, смутный образ из рассказов матери.

Как и Егорка для Глеба. Воспоминание из другой жизни.

— В первый класс идешь?

— Уже во второй. И на футбол хожу.

— Молодец.

— Саша говорит, у меня хорошо получается. Говорит, что надо стараться и возьмут в команду.

— Все правильно он говорит. Старайся.

Егорка кивает, ковыряет носком тапочка пол, понурив голову. На шее темнеет приметная родинка в виде полумесяца, Глеб и забыл про нее.

Егорке явно скучно, он смотрит в окно, на футбольное поле, где шпана с криками гоняет мяч.

— Беги уже.

Егорка веселеет, надевает кроссовки и хлопает дверью. Из кухни выглядывает Тамара, ее руки в муке, передник тоже испачкан белым.

— Надо было ему про мусор напомнить, — говорит она, чуть хмурясь.

— Давай я вынесу.

Он переобувается и берет мешок. Он дурно пахнет и подтекает мутными красноватыми каплями. Возле мусорки копошатся пацаны лет двенадцати, хихикают и озираются, явно что-то задумали. Глеб выбрасывает мешок и в эту же секунду слышит выстрел. Серию выстрелов.

Он падает на землю и закрывает голову руками. Если автоматчик, может пронести.

Ему требуется долгая минута, чтобы понять: не автомат — бомбочки.

Пацаны убегают с громким хохотом. Глеб встает и отряхивает одежду. Земля возле свалки покрыта мелким мусором.

Он оглядывается. Две девочки лет десяти, прыгавшие на скакалке, замерли и удивленно смотрят на него.

Глеб закуривает, в голове все еще гремит эхо выстрелов.

Акустика многоэтажек похожа на горы.

Глеб вдруг понимает, что не помнит дня рождения сына. И дня рождения жены. Не помнит и домашнего телефона, не помнит, какого цвета глаза у матери.

Эхо выстрелов и душный подвал выбили из него все лишнее.

И кое-что важное.

Глеб с трудом вспоминает себя.



Он помнит Сашку Шубина тощим пацаном в драной футболке. Они частенько гоняли с ним мяч до темна, пили холодную газировку из ближайшего ларька, болтали до глубокой ночи. Саша был из тех пацанов, что не хотят возвращаться домой и оттягивают этот момент до последнего.

Глеб не раз видел синяки у него на спине и шее, частенько делал вид, что не замечает огромных фингалов. Отец Сашки был пьяницей и по синьке знатно колотил и жену, и сына. Когда становилось совсем невмоготу, Сашка оставался ночевать у Глеба. Стеснялся этого жутко, но домой возвращаться не хотел больше.

— Живой…

— Живой, — соглашается Глеб, подпирая плечом дверной косяк.

Руки у Сашки слабеют — из пальцев вываливается ручка спортивной сумки и мокрый зонт. Он в два шага пересекает прихожую и застывает. Видно, что он хочет обнять его, но вместо этого протягивает руку. Глеб жмет ее, отмечая, что ладонь у Сашки большая и горячая.

Водку Сашка пить так и не научился. Морщится, цедит рюмку. Свою стопку Глеб опрокидывает залпом, после первой не закусывает. Армия крепко вбила нехитрую науку. Глеб не был склонен к алкоголизму, но при необходимости мог выпить все, что горело. Тамара свою рюмку лишь пригубила.

Разговор за столом идет о вещах отвлеченных. Сашка рассказывает о работе — после армии устроился дальнобойщиком, думал пойти на заочку, да так и остался за баранкой. Тамара говорит о матери, о Егорке. Глеб молчит. О службе говорить не хочется, о плене и подавно.

В час ночи Тамара уходит спать, плотно притворив дверь кухни. Сашка опрокидывает еще одну стопку и, окончательно захмелев, заплетающимся языком просит у Глеба прощения.

— За что?

— За Тому. За дом твой. За Егорку, — хриплым голосом говорит Сашка и склоняет голову. Во всей его позе читается странная покорность, Глеб думает, что вздумай он сейчас избить его, Сашка принял бы побои со смирением. Как когда-то в детстве от отца.

Но Глеб спокоен. Он ищет внутри себя злость или затаенную обиду, но не находит ничего, кроме пустоты.

Часть него, та часть, что могла бы испытывать ярость и ненависть, словно отмерла за ненадобностью.

— По одной и в койку, — говорит Глеб и твердой рукой разливает водку по разномастным рюмкам.

Они выпивают, и Сашку срубает окончательно. Он едва доходит до дивана и падает там тяжелым мертвым телом. По привычке Глеб читает его пульс и уходит в комнату.

Тамара не спит. Сидит на кровати в новой ночнушке на тонких лямках, листает старый альбом. Глеб помнит его: обложка в плоских раковинах, сине-белые страницы с кораблями. Они купили его на отдыхе в Сочи. Ездили летом, как раз перед его второй командировкой в Афган, которая растянулась на пять лет.

— Ты изменился, — говорит она. — Похудел очень.

— Плохо кормили, — коротко отвечает он и раздевается.

Он знает, как выглядит: ребра наперечет, впалый живот, худые руки и ноги с выпирающими суставами. Он взбирается на Тамару так, как делал это сотни раз до этого, разводит ее белые ляжки. Она не отказывает ему, лежит тихая, словно пришибленная, почти не двигается. Его хватает ненадолго, он спускает как мальчишка после десятка судорожных толчков.

Тамара вытирает промежность куском туалетной бумаги, стоящей на тумбочке, отворачивается к стене.

Глеб с минуту смотрит на изгиб ее плеч, талии и бедер. Думает о Егорке. Думает о Сашке. Все ему представляется ясно, отчетливо. И только мысли о себе видятся ему утренним туманом.

Он и сам как туман: подуй — и развеется.



Им нужна высота.

В горах занять место повыше — значит выжить.

Они идут долгие часы. Не оступаясь, не глядя вниз. Они опытны, все до единого.

Глеб идет впереди, карманы разгрузки тянут патроны, плечо привычно режет тяжесть винтовки. Он неважный муж, хороший снайпер и плохой человек. Так бы он рассказал о себе, если бы кто-нибудь спросил. Но никто не спрашивает. Горы делают людей молчаливыми, скупыми на каждый звук.

Обстрел начинается неожиданно. Огневая точка севернее пика, они пригибаются к земле и прячутся за камнями. Глеб привычным жестом укладывает винтовку в ложбинку меж камней, щеку обдает влажным теплом. Это Длинному снесло полчерепа. Слишком длинный, даже скрючившись не смог спрятать голову. Жалко парня.

Глеб работает четко, технично. Его наводчик хорош. Они с Рустемом отлично понимают друг друга.

Перестрелка оказывается долгой. С обеих сторон работают снайперы, а это значит, что победит самый усидчивый.

Удача на их стороне.

Глеб кладет двоих, Сорока и Выхин еще по одному. Выждав на всякий случай еще час, они выползают из своих укрытий. В ноздри бьет острый запах крови и мочи. Привычное дело — после смерти мышцы расслабляются, все жидкости выходят наружу.

Единогласно решают оставить Длинного здесь. Выгребают у него из кармана все боеприпасы, присыпают камнями и песком. Они вернутся за ним сразу, как займут высоту, нет смысла тащить с собой восемьдесят килограммов мертвеца.

Но высоту они так и не занимают, половину отряда кладут еще на подходе, другую половину… лучше бы положили.

Глеб просыпается в поту. Во рту привкус крови, на простыне под ним — мокрое пятно. Не обмочился, просто сильно вспотел.

Ванная облицована новым кафелем. Зеленым и белым, с узором из цветов. А зеркало старое. И Глеб в нем тоже старый.

Умыв лицо, он долго смотрит в отражение. Мужик по ту сторону стекла щурится от яркого света, кривит перечеркнутый шрамом рот. У незнакомца узкое бледное лицо, подбородок и щеки припорошены седой щетиной, ежик волос присыпан пеплом.

Незнакомец скалится.

Глеб понимает, что разучился улыбаться.



Тамара уходит на смену. Оставляет на столе записку: «Котлеты на плите, лапша в холодильнике. Купите сахара и туалетной бумаги».

Глеб испытывает дежавю. Когда-то давно в этой же кухне мать оставляла ему похожие записки. Давно дело было, лет двадцать назад. Мать померла, когда он переходил в десятый, батя держался до его дембеля. Как дождался, так и умер.

Глеб без аппетита ковыряет котлеты, пьет воду из-под крана, на языке оседает вкус хлорки. Сушняк. Не те уже годы.

На кухню выходит Сашка. Помятый, с мокрым лицом и зачесанными назад волосами. Он открывает холодильник и присасывается к банке с огурцами. Глеб смотрит, как шевелится под кожей выступ кадыка, вспоминает, как инструктор по рукопашке учил их ломать трахею одним ударом.

— Котлеты есть.

Сашка отмахивается, разводит из остатков варенья на дне банки морс, жадно пьет.

— Не смогу я спиться как папаша, — мрачно говорит он, делая большие глотки.

Глеб вспоминает старшего Шубина. Здоровенный был мужик, с вечно опухшей мордой, красноглазый и мрачный, в синеватой вязи зековских наколок. Говорили, сидел не то за разбой, не то за убийство. Допился до цирроза, умер тихо и быстро, а его семья, наконец, вздохнула с облегчением.

— Квартиру свою сдаю, — говорит Сашка. — К концу месяца могу выгнать жильцов и съехать.

Глеб пожимает плечами. Ему все равно.

— Скажи уже хоть что-нибудь, — вдруг просит Сашка, — не могу, когда ты молчишь. Все детство был молчун, а сейчас так совсем…

Глеб пережевывает котлету, мясо жилистое, на языке оседает пленка холодного жира.

— Делай как знаешь, тебе видней.

Сашка стискивает голову руками, жмурится. Уходит в туалет и долго блюет.

Возвращается бледный и мокрый, допивает морс.

— На работу мне пора, — вдруг говорит он. — На трое суток. Как решишь, что да как, позвони.

Глеб кивает.

Сашка уходит в спальню, копошится там, выходит одетый и пахнущий одеколоном.

— Я рад, что ты вернулся, — говорит он после долгого молчания. — Правда рад, Вязин.

Глеб чувствует: Сашка не врет.

Он и вправду рад.



Магазинчика за углом, в который они бегали за хлебом, больше нет. Зато напротив через дорогу вырос целый супермаркет.

Глеб берет в руки корзинку, идет между рядами. Он насчитывает девять видов соевого соуса, шесть — майонеза. Даже пакеты с сахаром и те занимают четверть полки — разные упаковки, разные ценники. Глеб берет тот, что подешевле, кладет в корзину. Бумагу берет ту, что знакома — «Набережные Челны».

На кассе у него спрашивают про пакет и скидочную карту. Пакет у него с собой, а карты нет, и заводить он ее не собирается.

Выйдя из магазина, он курит на крыльце. Ловит неодобрительный взгляд охранника, отходит дальше. Люди проходят мимо него, в полупрозрачных пакетах еды на роту солдат. Куда им столько?

Глеб привык к скромным сухпайкам или мутному вареву наподобие того, что дают в деревнях свиньям. В плену с едой было негусто, если находили в вареве размякшую корку хлеба — вгрызались жадно. Вкус хлеба будил воспоминания о прежней жизни.

Глеб возвращается в магазин, покупает булку хлеба и по дороге съедает всю корку. Вкусно.

У подъезда, в тени кустов, он видит Пал Палыча. Вид у него неважный — не то побили, не то покусали, все лицо в крови. Глеб проходит мимо, ловя краем уха тоскливый скулеж старика.

Он кладет сахар в кухонный шкаф, бумагу ставит на полку в туалете. Когда он выходит из подъезда, Пал Палыч все еще сидит под кустом, но уже не скулит, только раскачивается, обняв себя за плечи.

— Побили?

Пал Палыч вскидывает глаза — красно-желтые, как у всех пьянчуг, — и кивает.

— Побили.

— За что?

— Да кто их знает… за то, что бомж…

Глеб присаживается рядом с Пал Палычем на корточки, в нос бьет запах перегара, аммиака и давно не мытого тела. Запах привычен и кажется ближе, чем запах одеколона и порошка.

— Давай посмотрю, — говорит он.

Палыч глядит в ответ недоверчиво, со страхом. Но все же дает себя осмотреть.

Били его явно палкой — кожа на виске содрана, а в открывшемся мясе виднеются деревянные занозки. Глеб достает из кармана пузырек с перекисью, льет на рану. Палыч мычит, матерится сквозь редкие зубы.

— А-а-а! С-сука!..

— Терпи.

Палыч затыкается, Глеб обрабатывает куском бинта рану, выбирает из нее занозки. Наложив толстый слой мази, он бинтует старику плешивую голову.

— Смотри-ка на меня.

Палыч поднимает на него мутноватый взгляд.

— Смотри на палец. Тошнит?

— Нет. Только больно очень.

— Пройдет. Сотрясения нет. Держи. — Глеб отдает Палычу остатки перекиси, тюбик с мазью и пачку бинтов. Порывшись в карманах, он вкладывает в грязную, растрескавшуюся ладонь кулек из газет — там приготовленные Тамарой котлеты.

— Спасибо, — с чувством говорит старик. — Дай Бог тебе здоровья и долгой жизни.

Глеб молча встает и уходит.

— Слушай… а это… водочки не найдется? — доносится до него голос взбодрившегося Палыча.

— Не найдется.

Палыч с сожалением прицокивает языком и разворачивает сверток.

Глеб уходит домой и ложится спать.

Ему снится грязная чашка и кусок размякшего хлеба.



Сашка спит на диване, Егоркина комната пустует. Сын остается у бабки на даче, Глеб хотел бы, чтобы мальчик вернулся, но не просит об этом. Тамаре виднее.

Идет вторая неделя с его возвращения.

По вечерам они втроем молча ужинают, так же молча смотрят телевизор. Нестареющая ведущая новостей с первого канала говорит о том же, о чем говорила пять лет назад. Глеба мало интересуют политика и наводнения. Бездумно щелкая пультом, он натыкается на старый фильм о войне. Смотрит пару минут, как льется кровь и свистят пули, переключает. Войны он видел достаточно.

В полночь Сашка начинает расстилаться на диване, и Глеб уходит спать. Тамара не отказывает ему в близости, хотя скрип кровати наверняка слышен по всей квартире. Она по-прежнему вялая и безучастная, вновь отворачивается к стене сразу, как только Глеб заканчивает.

— Зря я вернулся, да?

Тамара не отвечает, только вздрагивают ее покатые плечи. Она плачет.

Глеб засыпает, ему вновь снится высота.



Сашка трахает его жену в ванной. За хлипкой дверью со смешным засовом, который можно выломать ударом ноги.

Глеб слышит их тяжелое дыхание сквозь гул стиральной машинки, сквозь щебет телевизора. Он подходит к двери ванной и приваливается к ней спиной.

Тамара негромко всхлипывает, Глеб знает, она так стонет, когда вот-вот кончит. Сашка что-то хрипит, Тамара охает. Наступает тишина.

Глеб уходит на кухню и наливает себе чай. Три ложки сахара, но чай все равно горчит.

Тамара спешно собирается и уходит на смену. Сашка избегает его взгляда, молча ест и тоже уходит на работу.

Глеб остается один.

Он листает Егоркины тетрадки — почерк неровный, с наклоном в левую сторону. Он и забыл, что сын левша. На полке над столом — кубки и грамоты. За активное участие в жизни класса, за второе место на межшкольном футбольном турнире, за волонтерство… У Егорки скоро день рождения.

Глеб помнит день, когда Тамару выписывали из роддома. Стояла страшная жара, он спарился в пиджаке, но упрямо не снимал. Ему все казалось, что Тамара должна увидеть его таким, в пиджаке и рубашке. Что сын впервые должен увидеть его именно таким.

Егорка был слегка недоношенным. Худеньким, с крошечным сморщенным лицом, весь в синеватых венах. Словно маленький старичок. Он кряхтел и смотрел на мир огромными синими глазами. Его, Глеба, синими глазами.

Егорка быстро набирал вес. У Тамары страшно болели соски, трескались, кровоточили. К концу первого года Егорка стал жизнерадостным толстым младенцем, как из рекламы памперсов. Правая грудь у Тамары чуть отвисла, а соски навсегда остались большими.

Глеб силится вспомнить, каково это — любить жену и сына.

Силится, но не может.

Он слишком долго был один.



Глеб просыпается от пристального взгляда. Открывать глаза не спешит, смотрит внимательно из-под ресниц. Жизнь научила его осторожности.

Сашка сидит на полу, сгорбившись, привалившись круглой спиной к стене. Сидит и смотрит.

— Чего увидел?

Сашка вздрагивает, застигнутый врасплох, а потом отвечает:

— Тебя увидел.

— Интересно?

— Очень. Скучал я по тебе, Вязин, скучал. Ты ведь разом нас всех осиротил, когда пропал. Тому, Егорку, меня.

— И от тоски ты начал мою жену трахать? — спокойно спрашивает Глеб, садясь на кровати.

— От тоски. От страха. От похоти. Как-то само собой получилось. У меня никого. У Томы только мать старуха да сын малолетний. Томка три года кошмарами мучилась, ходила к врачу, пила таблетки. У нее от них волосы полезли и все в сон тянуло. Я запил по-черному, кое-как выбрался. Так и расписались.

Сашка поднимает правую руку, на безымянном пальце блестит кольцо. Он и не заметил…

— Я ж ее не попользовать на один раз… Я все по чести: Тому в жены, Егорку — усыновил. Тяжко ей одной сына тащить было, с заводской зарплатой шибко не пошикуешь. А я работящий, еще и квартиру сдаю. Живем как люди.

Глеб вспоминает плоский телевизор в зале, новую ванную, Егоркины книжки-игрушки. Живут как люди. А он мертвец.

Глеб растирает изуродованное шрамами плечо, мнет бок. Сломанные и плохо сросшиеся ребра привычно ноют. К дождю.

Сашка встает, присаживается рядом, заглядывает в глаза. С надеждой, как обычно смотрят пьянчуги, клянчащие на бутылку или уличные собаки.

— Ты же мне как брат был, Вязин. Самый родной человек.

Глеб вспоминает, как вступился однажды за Сашку перед его папашей. Ему тогда было шестнадцать, старший Шубин возвышался над ним на целую голову. Глеб успел дважды ударить его в голову и один раз в корпус. А потом Шубин знатно отделал его, Глеб потом пару дней в постели отлеживался, так кружилась голова.

Но для Сашки после этого он стал героем. Они и раньше были дружны, но после случившегося тот едва ли хвостом не вилял при виде него.

— Я уже не тот, Сашка. Другой совсем. Чужой, — делает попытку объяснить все то, что вертится в голове, Глеб. Куда там.

Сашка лишь улыбается виновато да несмело кивает на его плечо.

— Тяжело было?

— Терпимо.

— Я же за тобой хотел. Туда, на войну. А не взяли, по здоровью не прошел, видно знатно меня батя околачивал.

— Это хорошо, что не взяли. Людям такое вредно. У них от войны все людское внутри отбивает, — после долгого молчания говорит Глеб.

Сашка смотрит больными глазами и молчит.

Ему нечего ответить.



Глеб трахает Тамару. Сашка трахает Тамару.

Егорка возвращается от бабки. Глеба по-прежнему не узнает, сидит за столом тихой тенью, все время пропадает во дворе.

Август почти на исходе, Глеб вызывается сходить на рынок за учебниками.

— Бери подержанные, они такие же, как новые, но дешевле, — наставляет Тамара.

Глеб кивает.

До рынка он идет пешком, не хочет потеть в душной маршрутке, да и не знает, какой ему номер нужен. Доходит за час, долго бродит между лотками, копается в ворохе книг. С каждым купленным учебником рюкзак за плечами становится чуточку тяжелее. Наконец потрепанный список заканчивается, Глеб купил все. Осталась мелочевка: тетрадки с машинами, дневник, ручки-карандаши, пачка фломастеров… Вроде бы все, ничего не забыл?

Глеб оглядывается, ищет глазами таких же, как он, — со списками в руках, следит, что они покупают.

Вроде все.

Домой возвращается так же пешком, сгружает покупки на стол Егорке, пусть сам разберет. На плите начинают киснуть щи, Глеб ест суп, остатки убирает в холодильник. Щелкает пультом телевизора, смотрит в окно.

В морозилке потеет бутылка, Глеб глядит на нее с минуту, закрывает дверцу холодильника.

Спиться — дело нехитрое.

А пока надо что-то решать.



За окном отцветает ночь.

Рюкзаки плотно набиты, Тамара суетится с пластиковыми контейнерами.

— Вот тут бутерброды с докторской, а там, если что, еще хлеба, а тут огурцы, вроде не горькие…

Глеб убирает контейнеры в карман рюкзака, коротко прощается. Сашка мнется в коридоре, кивает Тамаре и выходит в подъезд.

— Когда хоть вас ждать-то?

Глеб надевает кепку, опускает козырек пониже, закрывая глаза.

— Как управимся, вернемся.

Тамара закусывает губу, белый лоб прорезает тревожная морщина. Она молча кивает, ее глаза блестят непролитыми слезами.

Кажется, она все понимает.

Но молчит.

Глеб благодарен ей за это.

Сашка водит потрепанную «тойоту». В салоне чисто, на сиденьях — плетеные чехлы. Глеб садится на пассажирское.

Они выезжают на трассу с рассветом и гонят на север. Дорога успокаивает. Редкие деревни сменяются густым лесом, полями, после заправки в салоне начинает пахнуть бензином.

Ближе к полудню радио хрипит, музыка затихает. Дальше они едут в тишине.

Тамара положила им еды на неделю. У них одна палатка и одно ружье на двоих. Коробка патронов.

Для их цели хватит с лихвой.

Они едут к озеру, до которого добирается редкий турист. Глеба по малолетству возил туда отец, пару раз они брали с собой и Сашку.

— Тут налево?

— Не, следующий. Помнишь, там еще два камня были таких приметных.

— А, точно, как пальцы.

Они сворачивают на проселочную дорогу, проезжают заброшенную деревню. С каждым километром дорога хиреет, наконец Сашка останавливает машину.

— Приехали. Дальше только на одиннадцатом маршруте.

Навьюченные рюкзаками, они бредут по давно нехоженой тропе. Полузаросшая, затянутая ветками и подлеском, она ведет их в лесной полумрак.

Глеб смахивает со лба пот, подтягивает лямки. Он быстро устает, его тело так и не оправилось от плена.

И не оправится, наверное, никогда.

К озеру они выходят по сумеркам. Заеденные комарами, потные и уставшие, молча садятся на траву, смотрят на воду.

Хорошо.

Розжиг и газета делают свое дело — сыроватый хворост занимается тихим огнем. Палатка встает на утопленных в землю кольях, гудит насос надувного матраса. Спираль тлеет едко и дымно, разгоняя комаров.

Огурцы и вправду не горькие, сладкие, чуть перезревшие, с жестковатыми семенами.

Глеб откидывается назад, смотрит в небо.

Здесь, в средней полосе, звезды блеклые и мелкие, даже за городом. Там, в горах, звезды были другие, сумасшедшие, яркие, словно кто-то щедрой рукой сыпанул по черному бархату битым стеклом.

Часть его все еще «там».

Словно забрали только тело, а душу оставили в тех горах за ненадобностью.

Сморенный дорогой и близостью огня, Глеб проваливается в сон. Беспокойный, поверхностный, он прерывается металлическим щелчком.

У Сашки отцовская двенадцатая «Сайга». Гладкоствольная, укороченная, хорошо смазанная — сразу видно, за ружьем следят. С такой можно пойти и за уткой, и за зайцем. И за человеком.

Глеб помнит, из Сашки плохой стрелок. Не тот глаз, не та рука, не тот нерв. Ему всегда не хватало выдержки. Да и прицельная дальность у «Саежки» хромает. Даже с чоковой насадкой кучность так себе.

Но тут дальность не нужна. Дуло смотрит в упор, можно не целиться, все равно попадет по корпусу. А дальше — контрольный, и дело сделано.

Только дуло пляшет, будто по пьянке.

Сашка поднимает бледное, мокрое от пота лицо. Он плачет. Утирает слезы рукавом, мотает головой.

На бледной шее — родимое пятно. Приметное. Обкусанным полумесяцем.

Как у Егорки.

— Зря слезы не лей, делай, что задумал.

Сашка жмурится, сглатывает шумно, вздыхает. Глеб понимает: в нем не хватит сил нажать на спусковой крючок, не та порода.

Глеб встает, подходит ближе. Отсвет догорающего костра вяло разгоняет темень, предрассветная луна серебрит близкую воду.

Сашка протягивает ему карабин прикладом вперед.

— Сделай это, — просит он.

Глеб берет ружье, пальцы по старой памяти чутко и уверенно проходят все детали. «Саежка» маленькая, смешная после боевого, словно игрушечная.

Он давно не держал в руках оружия. А ведь когда-то казалось, почти сросся со своей винтовкой, словно с женой. Даже след от ремня на плече — словно от обручального кольца.

А теперь ни жены, ни винтовки.

Ополовиненный он, неприкаянный.

— Я никому не сказал, что мы поехали, — шепчет Сашка. Его трясет, он потеет, как в бане. — Только Томка знает. Скажете, один уехал и пропал. Или что случайно застрелил, с уткой попутал. Там колонии дадут всего год, потом испытательный срок. Ты же у нас герой, с войны… может, вообще условным отделаешься.

Глеб нежно оглаживает ствол, кладет пальцы на спусковой крючок.

— Давай, ну? Давай же! А то обоссусь же…

Хорошо, что Сашку не взяли в армию. Таким, как он, не место на войне.

Им место за баранкой. В постели с Тамарой. На родительском собрании в Егоркиной школе. В очереди нового супермаркета. У него наверняка и скидочная карта есть, и пакет он не носит с собой.

Сашка уместный здесь, на гражданке. Знает, что делать, куда идти.

Глеб понимает это остро.

Понимает и то, что сам он уже никогда не станет здесь своим.

Он опускает ружье. «Саечка» падает во влажную траву.

Еще темно, но неуемная птица уже заводит трель. Лес просыпается рано.

Над озером стелется сырой туман, костер догорел. Но холода нет, только жар близкой развязки.

Они сидят у воды, смотрят, как на востоке занимается рассвет. Оба знают, что это лишь оттянет неизбежное. И все же смотрят, не отводя глаз.

Небо наливается бледным, синеватым, в прожилках розового. Алеет стыдливо, румянится близким солнцем.

Одинокий выстрел звучит оглушительно, вода эхом разносит его над озером.

«Саечка» не дает осечки, кучность вблизи не так уж важна.

Утки заполошно срываются с мест, лес вскипает шорохом крыльев.

Наступает новый день.



Тома курит на кухне, пьет ледяную водку из морозилки.

Не закусывает, только слизывает с губ сладко-соленые слезы.

Дым дерет глотку, выедает глаза. Пепельница полная, а на душе пустота.

Альбом в ракушках лежит открытый. На страницах с кораблями — аккуратно вклеены фотографии. Одна из старой жизни — их последний с Глебом отпуск. Егорка еще маленький, обгоревший до красна, смотрит в камеру хмуро. Она еще молодая, худая, улыбчивая, с короткими курчавыми волосами. Глеб смуглый, плечистый, в белой майке.

На другой фотографии — снимок из новой жизни. Первое сентября, Егорка в новеньком костюме, брюки чуть длинноваты, подшиты на скорую руку, брали на вырост. На фото она уже с длинными волосами, с запавшей морщиной на лбу, рядом — Саша. Тоже в костюме, с букетом гвоздик в руках для учительницы.

Тома наливает себе еще стопку, опрокидывает, не морщась.

В двери раздается шорох ключа. Рюмка летит на пол, но не разбивается. Тома ломает в пальцах сигарету, сжимает руки в кулак.

В коридоре слышатся шаги, звенит связка, тяжело опускается на пол рюкзак, шуршит одежда.

Тома встает из-за стола, нетвердой походкой пересекает кухню.
гл
Из темноты коридора выступает знакомая фигура.

Тома всхлипывает и зажимает рот рукой, чтобы не разрыдаться в голос.

Он вернулся один.

Вопрос: Как вам?

1. Понравилось		6	(100%)
2. Не понравилось		0	(0%)
3. Тык?		0	(0%)
Всего:		6

---

Продолжаю вот этот флешбом - maksut-fiction.diary.ru/p217884600.htm
Какой-то он у меня психотерапевтический получается

Три вещи, которым я обязательно научу своих детей:
1. Смотреть аниме с субтитрами.
Если увижу, что они смотрят аниму с озвучкой, тут же выгоню ссаными тряпками на мороз.
2. Мыслить критически и не полагаться слепо на авторитеты.
Ненавижу, когда детей учат бесхребетности перед взрослыми. Понятно, что для родителей так удобнее, но из таких удобных детей вырастают ведомые и безынициативные взрослые. А это, друзья, зашквар.
3. Не париться по пустякам и наслаждаться каждой мелочью.
Я лишена этих качеств, ибо по складу характера и образу жизни махровая невротичка. Надеюсь, это можно пофиксить адекватным воспитанием, лол.

Написать письмо кому угодно.

Привет я из прошлого!
Хватит париться.
По поводу внешности, интеллекта и того, что не умеешь вовремя заткнуться. Поверь, есть и худшие пороки в людях.
Живи каждым днем, наслаждайся силой юности, цвети и радуйся. Не храни груз обид, не копи плохие воспоминания, не избегай нового опыта и новых людей. Не бойся совершать ошибки. Они сделают тебя мудрее, а жизнь - интереснее.
Не иди на поводу у своей лени, умей противостоять авторитетам и сладким речам. Смотри только на поступки, а не на обещания.
Избавься от мнимых долгов. Не множь настоящие.
Полагайся только на себя, принимай ответственность за свои решения.
Не пытайся понравиться всем, тебе не нужно столько одобрения. Достаточно найти пару "своих" людей.
Расслабься, будь счастлива.
У тебя все получится.
Я из будущего

---

Побывала моделью на креативном окрашивании (у лореаль заебись осветлители безаммиачные), теперь у меня розовые волосы. В тон к ним нарисовала себе чудесные розовые брови.
Теперь выгляжу как герой аниме.
Наконец-то.

Кстати об аниме.
На шестом году совместной жизни принудила своего парня смотреть "Наруто". Первые двадцать серий шло со скрипом, потом мы пробили дно и дальше оно как-то само.
Из просмотра родились жемчужины вроде "это мой путь шиитаке"
Он на 140 серии. Пока что любимый персонаж - Какаши-сенсей. И да, он еще не познал всю глубину хейта к Саске. Но что ж, все впереди.
Решили, что к 570 серии мы либо разойдемся, либо поженимся.
Какие ваши ставки?

В этом году не смогла дописать фанфик для команды Наруто. Так грустно, ведь он был про Итачи-школьника и Кисаме-телохранителя. Хотела написать миленькую юстовую школьную еблю. А из-за угла случился сюжет и я забуксовала. Такие дела.
Зато снесла один текст для ориджиналов. И он мне очень нравится.
Кто угадает, какой?)

Что уже читали на этой ФБ? Что понравилось?
Я не успеваю шерстить выкладки, не бывать мне трюфельной свиньей

---

К вопросу о любви вопреки.
В этом фичке есть огрехи, перевод мягко говоря не самый гладкий, но блэт, это все равно охуенно!

Какаши/Ирука, 154 стр, NC-17
"Описание:
Какаши избегал отношений. Он не хотел подвергать других опасности. Поэтому и не мог понять откуда в Книге Бинго взялось это лицо, уставившись в запись о самом себе. Умино Ирука (любовник) гласила надпись. И не имело абсолютно никакого значения, что это неправда. Книга являлась фактом, и для врагов Конохи Ирука стал его слабостью, которую они могли использовать."

ficbook.net/readfic/6711027

Оно чудесное
Такие реалистичные персонажи, очень взрослые, вдумчиво и любовно прописанные. Сюжет - выше всяких похвал. Экшен - не тупая экспозиция под дрочильню (как бывает обычно в фанфиках, лол), а вполне самостоятельная и очень значимая часть сюжета!
Я читала с удовольствием

---

про фанфикшн

Иногда хожу читать фанфики по редкопейрингам и на примере одной подборок от 2009 до 2019 года могу увидеть эволюцию фандома и мышления фикрайтеров.

Из того, что меня радует:

1. Люди стали лучше разбираться в физиологии процесса однополого секса. Герои в промышленных масштабах начали использовать смазку и презервативы. Особо прошаренные - клизмы. И слава богу, они перестали делать это без подготовки, а потом умильно описывать "легкую жопную боль, от которой герой краснеет и отказывается от стула".

Жопные боли - это нихуя не весело. Особенно если они вызваны анальным трещинами, а не баттхертом

2. Герои стали меньше пиздострадать и превозносить пиздорстрадания в ранг добродетели, очищающей души. Сдается мне, это как-то связано со взрослением ЦА и самих авторов. Эмо-период непонятных и мутных отношений у многих позади, впереди - желание построить и написать мало-мальски жизнеспособные не_патологические отношения.

Меня несказанно радует отход от засилья абьюзеров и мудаков, которых любят преподносить под соусом "он не такой как все","у него было сложное детство" и "нужно перетерпеть и все изменится силой любви".

3.Наконец-то окончательно отвалились заместительные синонимы и дроч на многокилометровые описания "глаз, цвета фиалковой печальной ночи". О, еще авторы начали мочь в диалоги и экшон! И это заебись.

И того, что меня печалит:

1. Стало меньше огня. Авторы словно обленились и каждое свое телодвижение соразмеряют с потенциальным фидбеком. Нет перспективы фидбека - не пишем. Есть перспективы - пишем, даже если самих воротит.

Где же она, эта сила юности? Где энергия идти вопреки и стоять на своем? Писать по мелконехам и пейрингам, которые кроме тебя шипперит 1,5 землекопа?

2. Чрезмерная политкорректность. Желание быть инклюзивным - это ок норм. Но неумелое навязывание и толерантность ради толерантности - это постыдная хуита. Помните, одно время была мода на "ээвриван из гей"? Тут тоже самое, асуждаю

3. Засилье фиалочности. Сириасли, сейчас люди могут писать в шапке "не приветствую критику".

Чего бля? Это интернет, люди, ау, вы откуда вылупились? Если вам не нравится критика, не выкладывайте сои работы в общий доступ, публикуйтесь для узкого круга друзей и хомячков.

Ну а если уж взялся за гуж, так и не говори, что не дюж

А у вас каке наблюдения есть по фандомам и райтингу за минувшие годы?

---

О-ХУ-ЕН-НО

Только недавно я жаловалась, что КисаИта мертва как пейринг, что Наруто разложился как фандом.
И тут вдруг.
Случайно наткнулась на фикбуке, думаю дай посмотрю одним глазком. Открываю. Читаю первую главу. ПРОСТО ОХУЕВАЮ.
Это блэт прекрасно как рассвет, это амброзия для шиппера, это манна небесная для человека, вынужденного от отчаяния перечитывать собственные же тексты.
Если вы не равнодушны к пейрингу или просто любите толково написанный текст - вам сюда.
«И свет погас». Модерн-АУ, Кисаме/Итачи, реализм, ангст, пока написано 96 страниц, но сюжет ещё даже не на середине.
Кароч, поддержим автора лайком животворящим и комментарием!

ficbook.net/readfic/7798278

---

Однажды в Голливуде

Как вам "Однажды в Голливуде"?
Мне вот все говорили, что скучно, что Тарантино выдохся... Но мне понравилось. Фильм пролетел быстро, даже знаменитые диалоги не утомили.
Соли происходящему придавало знание настоящей истории и ожидание "когда же, когда же".
Единственное: мне показалось несколько неуместным снимать такое, пока Полански еще жив. Это как делать аттракцион в Диснейленде по мотивам холокоста или теракта 9/11.
Хотя потом мне сказали, что Полански был не против и вроде как дал согласие. Но тут уж хрен разберет этих творческих личностей с их душевной организацией.
____________________________
Пришла с сеанса домой и вдруг подумала: а что было дальше?
И вот придумала.
Аттеншн! Текст без вычитки, не претендует на художественность. Просто зарисовка на тему.

Название: Сцена после титров
Автор: Однажды в Голливуде
Размер: мини
Пейринг/Персонажи: Клифф Бут/Рик Далтон, Франческа Каппучи, Бренди
Категория: пре-слеш
Жанр: бытовуха
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: зарисовка на тему отношений Клиффа и Рика после событий фильма
Примечание/Предупреждения: вьетнамские флешбеки,текст без вычитки


Рик Далтон плачет у его койки.
Чертов Рик, мать его Далтон рыдает у его койки, словно малолетняя девица.
- Жаль нет очков под рукой, - хрипит Клифф, едва ворочая языком. – Докторишки не должны видеть твоих слез.
Рик вскидывает голову, размазывает сопли по опухшему лицу. Кидается вперед и сжимает руками поперек груди так, что хочется заорать.
- Потише, парень. Что стряслось?
Рик отстраняется, спешно приводит себя в порядок, сморкается в бумажную салфетку, которую комкает и убирает в карман. От него перегарит, но взгляд его ясен и трезв.
- Я… они… я шел по коридору, а навстречу мне мужика на каталке везли закрытого простыней. И говорят промеж собой: «это Бут из четвертой отмучился». Ну я и…
- Решил, это я?
Рик кивает как болванчик, рот его кривится, глаза снова подозрительно блестят.
Клифф качает головой, пытается сесть, но к бедру предупреждающе льнет влажная от свежей крови повязка. Он падает обратно, выдыхает сквозь сжатые зубы.
- Я тут, Рик. Я еще не отмучился.
- Вижу, Клифф, вижу.
Рик опять начинает плакать и в груди у Клиффа тяжко сдавливает, он никогда не знал, что делать, когда это происходит. По счастью в палату заходит медсестричка, она узнает Рика и поток слез тут же обрывается.
Ему дают новую порцию обезболивающего, поят через трубочку и обещают выписать через недельку-другую. Становится сносно.
Рик без конца треплется о своих новых знакомых: о Шерон Тейт, о парикмахере, о Романе Полански, который в жизни оказывается простым и не звездным парнем. Его голос убаюкивает, Клиффа качает, словно на волнах, капельница мерно поступает в кровь.
Клифф проваливается в тяжкий наркотический сон, чувствуя, как Рик крепко сжимает его руку. Уже почти уснув, он ощущает сухой и прохладный поцелуй в лоб – так его когда-то целовала бабка, когда он был еще совсем сопляком.
Становится хорошо.
***
После бойни на Сьело Драйв лицо Рика Далтона украшает передовицы всех газет. Его наперебой зазывают на интервью, у дома держат осаду несколько фургонов с журналистами. Даже в палату к Клиффу пролезает пара ушлых писак, но он прогоняет их метким броском металлической утки.
Проходит неделя. Потом еще одна.
Бойня открывает перед Риком двери в новый Голливуд. Те самые двери, в которые он безуспешно долбился последние пару лет.
Цинично и смешно: потребовалось всего три трупа, чтобы вернуть затухающей знаменитости былой огонь.
Клиффа выписывают с горой бумажек и пакетом таблеток. Рик оплачивает счета и настойчиво требует, чтобы он пока остался у него. Клифф не возражает, тем более, Франческа без ума от Бренди и даже разрешает ей плавать в бассейне.
Еще через две недели он уже может садиться за руль. После нескольких колес нога почти не болит, мешает только хромота – он тяжело припадает на правую ногу. Рик предлагает ему трость, но Клифф только фыркает и отворачивается.
Не надо ему никакой трости, само пройдет.
***
Карьера Рика стремительно идет вверх. Нога Клиффа заживает. Франческа потихоньку спивается от тоски и одиночества в многокомнатном особняке.
Первый громкий скандал происходит в сентябре. Франческа кричит, бьет посуду. Даже скудного знания итальянского хватает, чтобы понять: она кроет Рика последними словами. Тот не остается в долгу. Орет так, что изо рта брызжет пена, ранит руку об осколки бокала и долго не может остановить кровь.
Клифф не вмешивается, дрейфует на матрасе посреди бассейна, потягивает пиво. Мимо проплывает разжиревшая Бренди, из горячей благодарности за спасенную жизнь Франческа нещадно перекармливает псину.
Через полчаса к бассейну выходит Рик, его правая рука перевязана кухонным полотенцем. Он падает в шезлонг и с чувством матерится. Фразы выходят красивыми, слишком литературными – наверняка строчка из вызубренных сцен.
Клифф подплывает к нему, протягивает пиво. Рик не любитель пенного, но отчего-то берет бутылку и пьет не морщась.
Они до ночи смотрят телевизор, пьют и вырубаются на диване в гостиной.
***
Франческа хлопает дверью. Она опять обижена на что-то, Клифф даже не вникает в суть проблемы.
Рик рассказывает ему, что на последней вечеринке познакомился с самим Олтменом и каким-то молодым, но подающим надежды парнем по фамилии Скорсезе.
Клифф отвечает ему благостной улыбкой. После двух банок пива и свежего контракта со студией он готов с улыбкой Будды внимать любой болтовне Рика.
Они вяло накачиваются перед теликом, Франческа возвращается затемно и сразу же идет в спальню, даже не посмотрев на них.
На улице прохладно, от воды в бассейне поднимается пар. Но они пьяны и беспечны, плещутся, словно дети. На Рика опять накатывает волна алкогольной сентиментальности, он виснет у Клиффа на шее, распинаясь, как благодарен за спасание жены.
Клифф молча приканчивает бутылку пива, бросает ее прямо в бассейн. От воды идет голубоватый свет, глаза Рика кажутся нечеловечески яркими.
Рик целует его. Мокро, спешно и пьяно.
Клифф замирает, бедро простреливает болью, внизу живота тепло и сладко тянет. Он мигом трезвеет.
- Рик, пора спать.
Рик послушно кивает, дает вытащить себя из воды, вяло обтирается махровым полотенцем.
- Можно я это… на диване…
Они переодеваются, устраиваются на диване, фоном шумит телевизор. Рик вырубается почти сразу, а Клифф еще долго смотрит на экран. Там бравые ковбои выясняют отношения в салуне.
Ему вспоминается ноябрь шестьдесят пятого и последние слова Джона Херна – командира их взвода. Это не было что-то величественное, монументальное, это не было похоже на диалоги из вестернов. Джон просто сказал тогда: «Клифф, вернись домой. Вернись хотя бы ты».
Ночь с двенадцатого на тринадцатое они провели в палатке Джона. Накачивались местным самогоном, курили дешевые папиросы и трахались, как в последний раз. Это и был их последний раз. Утром четырнадцатого Джон улыбнулся ему перед высадкой в Йа-Дранге и скрылся в густой зелени. Его не стало через два с половиной часа.
Сам Клифф уцелел чудом – его ранило в плечо, врачи хотели отнять левую руку, но он заупрямился. Сказал, что лучше уж будет целым мертвецом, чем живым калекой. Его забрали на вертушке в ночь на семнадцатое, всего за пару часов до массированного бомбового удара по долине.
Его комиссовали по ранению – рука слушалась плохо, он едва мог держать вилку, какая тут служба. После возвращения на гражданку он женился и неожиданно быстро пошел на поправку. Билли не раз говорила потом, что только благодаря ей он смог вернутся в строй. Она много чего говорила, Клифф большую часть пропускал мимо ушей.
Рик всхлипывает во сне, болезненно кривится, ворочается. Клифф кладет руку ему на плечо, осторожно поглаживает. Рик всхрапывает и затихает, теснее прижимаясь к боку. Клифф укрывает его тонким пледом, подтыкает со спины. Стуча когтями, из глубины дома приходит Бренди, устраивается в ногах.
Клифф засыпает, окруженный теплой тяжестью со всех сторон.
Ему привычно снится Йа-Дранг, вот только у Джона из сна нечеловечески синие глаза на фоне густой зелени джунглей.
***
Франческа подает на развод.
Рик хватается за голову и мечется между адвокатами. Последний год принес ему достаточно денег, чтобы за них можно было воевать и судится.
Клифф задумчиво курит, прислонившись спиной к машине. Из здания первой выходит Франческа. Рядом с ней идет смазливый итальяшка – не то ее новый любовник, не то адвокат. А может и то, и другое разом – так явно выходит дешевле.
Она останавливается, копошится в сумочке, достает сигарету и пытается прикурить. Зажигалка стреляет искрами, но огня нет. Клифф протягивает ей свою «Зиппо». Она зло сверкает глазами, но подкуривает. А потом смотрит на него прямо и насмешливо.
- Радуешься небось?
Клифф удивленно поднимает брови.
- А должен?
- Как же, конечно должен. Теперь вы с Риком переберетесь в спальню. Всяко удобнее, чем на диване.
Клифф в один затяг приканчивает сигарету, бросает ее на асфальт. В груди тлеет не то злость, не то изжога после мексиканской забегаловки.
Франческа кривит ярко накрашенный рот и уходит, зло стуча каблуками. Клифф неосознанно провожает ее взглядом – жопа у нее всегда была лучше, чем характер.
Рик выходит из здания почти через полчаса. Довольный, он сияет как начищенный четвертак.
- Успех?
Рик сбегает вниз по ступенькам и сгребает его в охапку.
- Гуляем!
Клифф садится за руль, Рик устраивается на пассажирском.
- Поехали в тот бар, ну, как его… с койотом и грилем! Сегодня выпьем литр «Х.О.»!
Клифф усмехается, выруливает с парковки. Когда он выжимает газ, бедро привычно тянет.
Он вдруг думает, что Франческа права: с его ногой на кровати точно будет удобнее, чем на диване.

@темы: fiction

---

Пацаны

Хочу посоветовать вам сериал "The Boys".

Увидела рек на него в ленте, решила глянуть одну серию за ужином... очнулась в 3 ночи, досматривая 1 сезон.

ВНЕЗАПНО! очень хорош, я прям смотрела и поверить не могла, что в сахарно-сиропную супергеройскую тему решили щедро завезти такой брутальной жести и релизма. Прям конфетка.

Это как будто "Логан" согрешил" с "Хранителями", а мимо пробегали "Герои" и у них получилось вот это вот.

Больше на кинопоиске - https://www.kinopoisk.ru/film/460586/

***

Не могу перестать думать о Какаши. Наверное не стоило пересматривать эти душераздирающие видюшки на ютубе(

Читаю фички 10 летней давности, грущу.

У вас есть любимые фички с Какаши? Расклад не важен, главное, чтобы герой узнавался.

@темы: the boys

---

Начинаю понимать очарование провинциальных городков. Идёшь такой в пятницу вечером по центру, а на встречу полтора землекопа, светит солнце, +25. Хорошо.

---

Сижу в аэропорту, пью какаушку в шоколаднице. Настроение поговорить с кем-нибудь о Хатаке Какаши и лечь спать.
Рейс как назло задерживают, лечу в ночь.
Иногда мне кажется, что я уже привыкла к этому. Иногда бомбит как в первый раз.
Божественное непостоянство человеческой натуры.

---

У меня внезапно начало отваливаться все. Усы, лапы и хвост.
Жкт, давление, сосуды. Насморк, лол.
Жизненная штука: кажется, что все хорошо, а потом падаешь в обморок в метро.

---

В Москве пиздец с погодой.

До меня доходили слухи, что так все лето.

В такие моменты задумываюсь, нахера я вообще затеяла переезд

Настроение то ли подбухнуть, то ли кофе выпить

---

Судя по тому, как зашел последний пост, на 10 году фикрайтерства я обнаружила в себе зачатки юмора

Хотите такую же юмореску, но про "Шесть стадий принятия фикрайтинга"?" class="smile" />

Вопрос: "Шесть стадий принятия фикрайтинга"

1. Надо!		34	(87.18%)
2. Не надо!		2	(5.13%)
3. Тык!		3	(7.69%)
Всего:		39

---

Шесть стадий принятия фанфикшена

Кароч дождь все не прекращается, я даже за кофе из дома выйти не могу.
Поэтому расскажу вам про чтение фичков.
Ведь всем это так интересно

Шесть стадий принятия фанфикшена

Стадия первая: ты только что узнал о существовании фанфикшена. Тебе 12.
Ты читаешь все подряд. Буквально все.
Даже то, что нашел на дне Беона, отряхнул от блесток и графоманской блевотины. Ты рад абсолютно всему.
И даже похуй на пейринги.
Про отзывы ты даже не задумываешься, ведь копируешь текстики в ворд ctrl-C ctrl-V в ближайшем компуктерном клубе и платишь еще тридцать рублей за каждые полчаса.
Зато дома, на свой сладкой ПеКарне ты все раскладываешь по отдельным папочка, подписанным по пейрингам.

Стадия вторая: ты уже пару лет в фандом. Тебе 15.
Ты уже определился с кинками, сквиками, ОТПшечками и тем, что Саске - мудак.
Начинаешь читать выборочно, но все еще можешь жрать полное говно в ожидании ебли главных действующих лиц.
Начинаешь читать онгоинги, вписываешься ждуном под долгостроями.
Активно пытаешься доказать кому-то свою правоту, срешь в коментах (анонимно), регулярно надеваешь белый плащик и удивляешься, почему он оказывается испачкан дерьмом.
Папочки на компуктере весят уже неприлично много. Там три тыщщи текстов и over 9000 тыщ картинок.
Правильность выбранного пути не вызывает сомнений.

Стадия третья: ты ветеран фандомов. Твоя борода достигает земли, артритные пальцы стучат по клаве со скоростью 100500 знаков в секунду, ты видел решительно все. Тебе 18.
В избранном есть подборочка любимых авторов, фандомы и кинки начали делиться на "нормальные" и "зашкварные". Вкусы стали илитарными, почти аристократическими. Каждая не там поставленная запятая - крест на автора как на демиурге.
Ты свысока посматриваешь на копошащихся в Фикбуке людей и деликатно отодвигаешь их ногой подальше.Твой плащ уже посерел от стирок, но по-прежнему белеет в полумраке.
Ты вспоминаешь старые деньки, когда авторы были талантливее, тексты - увлекательнее, а кинки - нажористее. И со стыдом вспоминаешь те фики, которые тебе казались классными в начале твоей карьеры фикридера.
Ты уже не вступаешь в полемику в комментариях, ибо каждый знак - золото. Твой снисходительной похвалы заслуживают лишь избранные, проверенные веками авторы.
Ты отчаянно скучаешь.

Стадия четвертая: ты несколько лет можешь не читать фички, но как запойный алкоголик проваливаешься в эту пучину время от времени. Тебе от 25 до бесконечности.
Ты возвращаешься в фандомы своей юности, но там - перекати-поле и последнее обновление от 2012 года.Ты с трудом понимаешь, как искать на дайри сообщества по новым фандомам. Половина твоей ленты рипнулась, другая - кастинг из ходячих мертвецов. Ты переоткрываешь для себя фикбук и мучительно копаешься в тоннах мусора, говоря себе, что быть фриганом нынче модно.
Новые фандомы вызывают у тебя неловкость за собственную старость, стыд за сценаристов и аниматоров. Ты решительно не можешь отличить этих китайцев друг от друга, а попытки читать фички на английском через гуглтранслейт приносят желание вскрыться.
Поэтому ты в сотый раз перечитываешь 10 фиков из своей ностальгической молодости, хотя уже сам можешь рассказывать их наизусть.
Твое существование - боль.

Стадия пятая: ты лишен оценочного суждения, сидишь в позе лотоса, пальцы сложа в мудру и ими отбивая по клаве. Возраст, пол и цвет значения не имеют, ты толерантен и за инклюзивность.
Твои вкусы переживают ренессанс джена, а глаза рефлекторно ищут ссылку на патреон. Ты не осуждаешь и не доказываешь, твой некогда белый плащ отправлен на дачу половой тряпкой.
В комментариях ты несешь лаконичный позитив, в полемику не вступаешь, срачи проходят мимо, ты готов читать политический эпик про Свинку Пеппу на двадцать шесть глав и тебя даже не интересует секс.
Ты можешь входить в интернет силой мысли и прогружать фички на разряженную нокию 3310.
Ты достиг пика в пищевой цепочке фикридеров.
Еще чуть-чуть и ты выйдешь из колеса сансары и отправишься в нирвану навсегда отказавшись от фанфикшена.

Стадия шестая: пытаешься понять, как оградить ребенка от фандомов и секса Добби с Хагридом, но понимаешь, что попытки обречены на провал. Поэтому только вздыхаешь: будь что будет.
Колесо жизни делает поворот.
Цикл запускается вновь.

@темы: фанфики

---

Всю неделю дождит нещадно, прохладно и меланхолично.
Вчера вписалась в очаровательное бухалово, прошлись по злачным местам, промокли, остались довольны. Сегодня обтекаю вялым похмельем, думаю философскую думу.
Состояние легкого посталкогольного просветления.
***
Расскажу про два фанфика сегодняшнего дня.

"Уроки истории" - чудесный юстово-дженовый кэпостарк. Очень понравилось, как прописан Стив, замечательный и не плоский Тони, все остальные мстители - не декорации и не функции, а вполне себе живые выпуклые люди.
Фик про первый год Кэпа после разморозки, про его вьетнамские бруклинские флешбеки, перестройку и адаптацию в новом мире путем познания НФ-сериалов. Отличный концепт, отличный ламповый текст.
Забугорный, но переведен отлично.
archiveofourown.org/works/5864386


"Гордость квинси: методическое пособие" - Ичиго/Исида. Горяченький, в меру юстовый, со всех сторон приятный текст.
Ичиго тут солнцеликий тугодум, Исида - цундерный и прекрасный.
А в конце они потрахались.
Никогда не шипперила их, но тут задумалась.
archiveofourown.org/works/635436?view_adult=tru...

***
А как дела у вас?
Что клевого читали?
На днях у меня будет примерно пять тыщ километров в самолете, чтобы насладиться шедеврами мирового фанфикшена

---

Пизданула флешмоб у Белоснежжка, теперь буду баловаться, пока не устану
Правда фмоб рассчитан на подневное заполнение, но у меня уже который день приступы графомании, а посему я - мамкин анархист.

10 вещей, которые делают меня счастливой

1. Любовь к близким людям
2. Работа
3. Сигарета в конце рабочего дня
4. Фикрайтерство
5. Капучино с двойной порцией эспрессо
6. Когда за окном стучит дождь, а я дома, в тепле, с пурчащим котом на коленях
7. Хороший секс
8. Бабки на счету
9. Вечер в теплой компании за бокалом винишка
10. Свежий маникюр

Написать о том, что кто-то сказал о тебе, что ты никогда не забудешь

Как сложно. Не про меня, но про жизнь.
Мне как-то сказали, что мы получаем то, что получаем. Что нет в мире справедливости и вселенского замысла, нет гармонии сущего. Это немного примирило меня с действительностью.

Написать о "нет ничего хуже"

1. Нет ничего хуже тупых людей
2. Нет ничего хуже, когда тупые люди приходят к власти
3. Нет ничего хуже, когда ты не можешь сказать тупым людям об из тупости

Написать о том, кто вдохновляет

Меня вдохновляет Марк Аврелий. Он охуенный.

5 мест, в которых хотелось бы очутиться прямо сейчас

1. Хочу смотреть на воздушные шары в Каппадокии
2. Хочу лежать на веранде в нашем старом деревенском доме
3. Хочу очутиться на чумной кинки-пати июле
4. Хочу вернуться на день в детство. В определенный день
5. Хочу кормить акул на Мальдивах

5 способов завоевать мое сердце

1. кормить
2. быть адекватным
3. держать курс на нравственную чистоту
4. быть умным
5. уметь развеселить

5 треков, которые мне нравятся сейчас

1. Монеточка – ушла к реалисту
2. Би2 – возвращаться домой
3. Лана дель рей – национальный гимн
4. Цой – бошетунмай
5. Мукка – девочка с каре
6. Оксимирон – где нас нет
7. И… не хз, я не слишком меломан, у меня скорее потребительские вкусы в музыке)

с чем я борюсь сейчас

Борюсь с чувством бессмысленности существования. Вроде живу, борюсь, достигаю. А иногда как вспомню о пустоте космоса, эроса, расы и вируса… и приуныла.
О, еще борюсь с проблемами из детства. Учусь любить. У меня с этим не все гладко.

цитата, которая мне запомнилась

Мне нравится цитата из Олдбоя (которая тоже была пизжена откуда-то) про «смейся и весь мир будет смеяться с тобой. Плачь и ты будешь плакать один»

что позволяет справляться с трудностями

Работа. Визиты к психологу. Крепкий сон. Вкусная еда. Алкоголь и никотин – по настроению (хотя бывает, что это лишь усугубляет).

написать историю "если бы"

Если бы я родилась мальчиком, мне бы давно уже начистили бы хлеборезку. Многократно.

5 вещей с которыми мне в жизни повезло

1. Родные
2. Друзья
3. Работа
4. Коллеги
5. Коты

чего я жду с нетерпением

Хочу улететь в отпуск из зимы в лето. И научиться кататься на серфе. Просто выпасть из жизни на месяц.

список любимых фильмов

Э-э… раз в пятилетку люблю под пиво и чипсы:
1. Гарепотеры
2. Властелиныколец
3. Хранители
4. Рикиморти
5. Выпуски бэдконины

распиши свой день по пунктам

В идеале мне нужно проснуться за полтора часа до выхода. Чтобы не спеша позавтракать, привести себя в порядок, немного почитать, разобрать соц.сети. С десяти начинаю работать. Иногда оставляю себе час на обед – тогда иду в ближайший ресторанчик на бизнес-ланч, ем какую-нибудь рыбную штуку, пью кофе, курю. Иногда – только короткий перекус. Тут как карта ляжет. Обычно работаю до семи, редко – до восьми-девяти. По будням иду на йогу, если перед выходными – иду в бар или рестик, пить винище в компании коллег или друзей.
Выходные стараюсь проживать максимально расслабленно. По возможности – без будильника. Люблю обтекать до обеда в кровати, серфить в интернете, читать/писать. Потом долго кушать/лежать в ванной/курить на балконе. Но это скорее редкость, чаще я по полдня убиваю на бытовые дела: постричь котов, сходить в магаз, прибраться, постирать одежду… А ведь еще есть стрижки-покраски-маникюры-врачи. Кароч сложно быть женщиной.
Если у меня есть возможность окопаться дома и похикковать – я стараюсь не терять ее.

по чему ты скучаешь

Скучаю по дикому угару в фандомах, по старым и живым дайри с их фестами, битвами, срачами в камментах и обливанием друг друга говнами в дежурке. Эх, были времена.
Скучаю по двацам с киплометровыми тредами и полным беспределом в плане контента.
Скучаю по вконтактику – оплоту пиздеца и треша.
Кароч, скучаю я по интернету, каким он был в 2008-2010. Чудное было время же.

подходит ли знак зодиака

Я близнецы. Иногда мне кажется, что у меня биполярочка. Но я не верю в астрологию, телегонию и всякую такую плоскую землю.

30 фактов обо мне

Тэк.
1. Я – король случайных фактов из разряда «а знаете ли вы, как называются органы размножения у акул?»
2. У меня шесть пальцев на левой руке.
3. Лол, это ложь.
4. У моих котов нет имен. Они просто «кот» и «кошка». Иногда «kiт» и «кысонька»
5. Курю уже 12 лет
6. Мои волосы были всех оттенков радуги
7. Веду расписание на 2 месяца вперед, хотя раньше с трудом могла планировать дела на неделю
8. Верю, что труд облагораживает человека
9. У меня есть младший брат. Он забавный, адекватный и депрессивный. Депрессивность и максимально черный юмор – наша семейная черта.
10. Когда я узнаю, что у некоторых моих одноклассниц уже 3 детей, мне становится жутко
11. Еще ни разу ничего не делала с лицом (ботоксы, филлеры, татуажи, пилинги), для человека моей профессии это нонсенс
12. Каждое утро делаю макияж 5-7 кистями. Хотя могу сделать все пальцами. Мне просто нравятся кисти. Наверное, это профдеформации, лол
13. Не могу без маникюра, но терпеть не могу педикюр
14. Не пью крепкое спиртное, только винишко, реже – коктейли
15. У меня страшное похмелье. Просто пиздец, каждый раз думаю, что сдохну. Но каждый раз надеюсь, что обойдется. Я тупая, да?
16. Не могу спать в транспорте
17. Питаю слабость к блокнотикам/наклеечкам, но запрещаю себе покупать их
18. Люблю пожрать. Просто обожаю
19. Каждые полгода сдаю анализы на все сорта гепатита и вич
20. Принципиально не загораю
21. Иногда физически не могу заткнуться. Хотя понимаю, что стоило бы.
22. Сложно схожусь с новыми людьми, если того не требует работа/обстоятельства
23. Люблю целовать кошачий животик.
24. Не ношу каблуки и неудобную одежду.
25. Феминистка, но не активистка.
26. Атеист
27. С переменным успехом занимаюсь йогой уже 10 лет
28. На самом деле я очень застенчива, но ненавижу это качество в себе. Поэтому гиперкомпенсирую чрезмерной резкостью, почти вульгарностью
29. Бля, не знаю, о чем еще написать
30. Вот.

опиши свою первую любовь

Э-э, видимо тут подразумевается она в прошедшем времени?
Но я уже 5 лет живу со своей первой любовью. Он клевый, с верным морально-этическим компасом, не доебывает меня из-за ерунды и расслабленно относится к бытовым мелочам.

3 знаменитости, в которых я была влюблена

Тэк-с, кароч. В детстве мне нравился Спайк (?) из Баффи, потом застенчивый Виктор Крам и... ну ок, мне еще Блейд нравился, я тогда на ВХС кассетах его смотрела)

запись создана: 21.06.2019 в 17:28

@темы: флешмобомания

---

Люди на фикбуке иногда бывают такие странные
И ведь в глубине души я понимаю, что это не со зла, а от наивности, но йобаный ты стыд.
О, еще терпеть не могу когда выкладывают микро-фички без ката. Ладно, ты выложил одну штуку, оки, почему бы и нет, если там 250 слов. Но блэт, ты их выложил 6 штук подряд! У меня вся лента в твоем анкате.
Не надо так.
Кстати.
Я из тех людей, кто не понимает прелести драбблов.
В чем прикол? Ты читаешь фики, чтобы проникнуться, развлечься, поверить в то, что это могло быть... Но сука 300 слов - слишком мало, а ты не Хэмингуэй!
Эдакие "пробники" нормальных текстов из которых нихуя не понять